Современная португальская новелла - [69]

— Ну, а о том, сколько бед мы причинили себе сами, — об этом молчат. Мы — вечные палачи… — Это говорила Монна Лиза.

Кристина поднялась. Я заметила, что у нее трясутся руки. Она сказала, что уже поздно и она может пропустить последний поезд в Баден-Баден. Первым моим желанием было встать и уйти с ней. Но я не подошла к Кристине. Как и раньше в гимназии, нас не сблизила и эта встреча. Я очень мало знала о ней, и мне очень хотелось спросить ее, как она жила в Лондоне, о муже, который умер в Тобруке, и о том, как она снова привыкла к тому, что ее окружает теперь.

Она кокетливо склонила голову, оглядела всех сидящих за столом и сказала:

— Вот мы и повидались. Снова познакомились. Если еще раз доведется встретиться, мы узнаем друг друга.

Я сказала:

— Я хотела бы поговорить с тобой, Кристина.

Она открыла портфель и достала визитную карточку.

— Напиши мне, Паула. Не забудь. Как жаль, что ты ничего не знаешь о Софи.

Людвига помогла ей надеть пальто и проводила до двери.

— Какая она стала высокомерная, — заметила Габриэла, когда Кристина вышла.

— Она всегда была скрытная, — простодушно сказала Шиншилла.

— Нескладная, — сказала Монна Лиза.

— Гордится такой матерью… — бросила Габриэла.

— Чем плоха была ее мать? — серьезно спросила Принцесса.

— Обыкновенная, ничего особенного, но революционерка, — ответила Габриэла, и в глазах ее появился фанатический блеск.

— Побойся бога! — воскликнули Принцесса, поднимаясь.

Но тут вмешалась Павлова и с мольбой в голосе сказала:

— Ведь она, бедная, умерла в тюрьме в гробу!

— Нам тоже не сладко пришлось, — сказала Монна Лиза. — Мой муж вернулся с фронта инвалидом, и я должна кормить его. А у меня трое детей, и они еще не зарабатывают.

Людвига, как пастор, развела руки, пытаясь их успокоить. На лице ее появился испуг: вдруг вечер, который она так старательно готовила, плохо кончится?

— Оставьте, оставьте! Каждый несет свой крест.

Принцесса снова села. На стеклах ее очков играл электрический свет.

Я еще раз склонилась над собачкой Павловой. Теперь она спокойно приняла мою ласку. Должно быть, и вправду поверила словам хозяйки: «Мы среди друзей».

Павлова вытащила одну розу из букета, стоящего на столе. Другие последовали ее примеру. Людвига раздала английские булавки. Она предвидела, что они понадобятся. Все прикололи розы к платьям.

Пора было прощаться. Мы поблагодарили Людвигу за вечер, рассчитались, надели теплые кофты. Куница Габриэлы произвела впечатление. Болтая и смеясь, мы спустились по лестнице, устланной зеленовато-оливковой дорожкой. Розовощекая, белокурая дежурная приветливо нам улыбнулась, сказав: «До встречи». Грум придержал дверь и поблагодарил за чаевые. На улице Франклина Рузвельта мы обменялись адресами. «Всего хорошего. До встречи. Приятно было повидаться. Дай о себе знать. Звони. Пиши».

Автомобили, такси, автобусы развезли всех по домам.

— Где ты остановилась? — спросила меня Принцесса.

— В «Линденхоф», рядом с вокзалом.

— Пойдем пешком.

И мы пошли по незнакомым улицам когда-то хорошо знакомого и родного мне города с тучной, высокой Принцессой, каких знала, и не одну, мировая история. Прогулка успокоила меня. Магазины уже закрылись. На ярко освещенных витринах в изобилии были выставлены товары, обещающие хорошее завтра.

Завтра пойду и куплю Мигелу чемодан с молнией, хоть он и дорого стоит.

Какое-то время мы шли молча. Потом я вынула из портфеля фотографию Софи, сделанную на Террейро-де-Пасо в Португалии, и показала Принцессе.

И тут мы заговорили о Софи.

ЖОЗЕ МАРМЕЛО Э СИЛВА

Свидетельские показания > Перевод М. Абезгауз

В Библии сказано: «Из-за пустяка убил Каин Авеля». Красота Елены, воспетая Гомером, была причиной разрушения Трои. Один из моих квартирантов неожиданно покончил с собой. И мы не раз читали в газетах: «Убит ударом ножа или лопаты (либо „убит пулей“) такой-то, там-то или там-то, из-за ничтожной причины (бокал вина, жалкие гроши!..)».

Ничтожная причина? Разум в таких случаях скользит по поверхности событий, как плывет по воде щепка. Неужели человеческие поступки не заслуживают более пристального и серьезного исследования?

Врач не ограничивается изучением симптомов болезни, но стремится понять ее суть. Почему бы нам, в постигшем нас горе, не взять пример с врача? Я сравниваю беду с устьем реки, чьи истоки часто оказываются материнским лоном.

Когда я был призван на учения резервистов в Мафре, со мной произошло весьма поучительное в этом смысле событие. Буквально на каждом углу, проходил ли я мимо витрин магазинов, мимо мясной лавки, аптеки, кафе, в меня беззастенчиво тыкали пальцем и шипели мне вслед (даже «жеребчики»):

— Вон он, тот самый военный!

— Из-за пустяка!

— Из-за ерунды!

— Смотрите, и в ус себе не дует! Как будто ни при чем!

— Бедняжка покойница, да будет земля ей пухом!

Моя вина никем не была доказана; более того, к суду я, собственно, даже не был привлечен. Но почему же моя рука, а не чья-либо иная оказалась рукой карателя?

Городские сплетники, собиравшиеся в Кова Фунда, объявили меня циником. «Гнусный циник». Люди, действительно, иной раз ведут себя хуже собак. А для этих жалких людишек такого соображения было достаточно. Но я, в святая святых своей души, нашел корни зла. Прежде всего, мир является нам таким прекрасным, безбрежным, неизмеримым, что у нас не хватает мужества с ним расстаться или хотя бы расстаться без слез ужаса и причитаний. Вот где кроются наши невзгоды. О, как позорно смешны мы перед неумолимым приговором или перед смертью! Скажу откровенно: скорбь Лии затмевает всякие «пустячные причины». Такой ярлык мы сами наклеиваем на душераздирающие драмы или же валим все на судьбу: для одних это божественное провидение, для других — козни дьявола, но для всех — нечто мучительное и неотвратимое.