Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [39]

Шрифт
Интервал

.

У Пламенатца отчетливо выделяются два уровня идеологий — целостный и частичный. Последний, действующий на спонтанном, обыденном уровне, отражает «имплицитные» ценности сообщества и, естественно, не имеет некоторых характерных признаков идеологий, в частности структурной четкости «тотальных» идеологий[89]. Если первый тип идеологий присущ образованным обществам, то частичный встречался уже в примитивных, однако материально развитых обществах. «Частичные идеологии» часто обозначают просто понятием «системы верований». Это своего рода «линзы», фильтрующие информацию об окружающей среде, близко подходя к понятию «менталитет», «коллективное бессознательное», приобретшему устойчивый характер на протяжении длительного времени. Но «частичные» идеологии также и продукт постмодерна, когда «большие», четко структурированные идеологии уже представляются чем-то излишне тяжеловесным и предпочтение отдается «малым» идеологиям — идеологемам, которые строятся вокруг одного-двух концептов (демократии, глобализации и т.д.), остальное же как бы исчезает, хотя на самом деле в основе обычно лежит признание некой идеологии (на Западе чаще всего либерализма) как данности, не нуждающейся ни в раскрытии, ни в подтверждении.

Коль скоро единого представления об идеологии не существует, то вполне допустимо воспользоваться таким определением (разумеется, признанным научным сообществом и прошедшим процедуры узаконивания, логического обоснования), которое представляется наиболее адекватным поставленной задаче исследователя[90]. Тем не менее в самом общем виде можно сказать, что политическая идеология употребляется в специфическом смысле — для характеристики рационально-ценностной мотивации политического поведения и мировоззренческой основы политики[91]. Это относительно целостная, систематизированная совокупность мировоззренческих идей и взглядов, отражающих оценки свойств мира и перспектив его изменений в сознании отдельных людей, социальных групп, массовых движений, политических партий или общества в целом. Или, иначе, это система концепций, доведенная у ее приверженцев почти до полного автоматизма восприятия и оценки, встроенная в программу их действий, предопределяющая цели поведения.

«Идеологии, — подчеркивает немецкий теоретик Рейнхарт Козеллек, — если говорить в широком смысле, это определенный тип политического мышления, который оперирует между политической философией и тем, что мы можем назвать “реальной политикой” — т.е. практической деятельностью (и мышлением), происходящей в политической жизни. Под “между” я имею в виду их отличие и от философии, и от “реальной политики”, но не взаимоисключающих их. Идеологии, если сказать грубо, это место встречи идей и политических действий; они — идеи с активным предписывающим компонентом, направленным на политическое влияние. Идеологии — это тип политического мышления, стремящегося оказать влияние на поведение людей»[92].

Но где же проходит граница между политической теорией (философией) и идеологией? Политическая теория противостоит идеологии в ее «классическом» понимании. От «завершенных мировоззрений» политическая теория отличается «стремлением к мудрости», а не просто к абстрактной идеальной форме интерпретации совокупности политических ценностей.

Мы можем думать о политической теории как о противоположности идеологии, стремящейся не просто принять на веру, а узаконить специфическую организацию различных интерпретаций политических концепций. Политическая теория представляет связные аргументы в защиту концепций свободы, власти, равенства, справедливости, авторитета, демократии и т.д. Она в состоянии обосновать интерпретации политических концепций, обращаясь к другим точкам зрения, иным фундаментальным ценностям и утверждениям (например, к индивидуализму или коллективизму). Обоснование, предлагаемое политической теорией, позволяет поместить некоторые политические идеи в центр нашего интереса, отодвинув другие, или даже вообще отбросить их.

Процедуры «узаконивания» политических концептов. Мы говорим «обоснование», однако более точным термином будет «узаконивание» (justification), поскольку «узаконивание» предполагает вполне определенные процедуры, в то время как обоснование допускает более широкий, менее точный подход. Узаконивание политических концепций в политической философии и теории имеет четыре наиболее важных аспекта.

1. Узаконивание предполагает выдвижение аргументов. Оно, таким образом, не обращается ни к эмоциям, ни к предрассудкам. Поскольку оно основывается на разуме, то призвано уважать последовательность и логичность в аргументации. Обращение к противоречивым аргументам, таким образом, не может быть принято как узаконивание концепции.

2. Политическая философия идентифицирует некоторые соображения как важные и, как следствие, начинает рассматривать в качестве более существенных одни аспекты концепции в ущерб другим. Таким образом, аргументы и узаконивание — это наша связь с соображениями, которые, в конечном счете, имеют для нас значение. Невозможно ответить на вопрос Сократа о том, что такое справедливость, не зная, что в действительности имеет для нас значение и способ нашего понимания общества. Только в рамках политической философии возможно узаконивание одной концепции, а не другой.


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Деррида за 90 минут

Книга Пола Стретерна «Деррида за 90 минут» представляет собой краткоеописание биографии и идей Дерриды. Автор рассказывает, какое влияние эти идеи оказали на попытки челевечества понять смысл своего существования в мире. В книгу включены избранные места из работ Дерриды и перечень дат, позволяющих получить представление о роли Дерриды в философской традиции.


Японская художественная традиция

Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.


Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе

Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.