Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [258]

Шрифт
Интервал

В американской антропологии концепция «культуры» обычно используется в двух смыслах: во-первых, как развитая человеческая способность классифицировать и представлять свой опыт в виде символов, творчески действовать на основе воображения; во-вторых, как различные образы жизни, практикуемые в разных частях света. При этом начиная с 1930-х годов под влиянием Чарльза Бэрда цивилизация и культура стали противопоставляться друг другу. Ученый высказывал недоумение по поводу факта, который представляется ему самоочевидным, однако в его время воспринимался как инновация: «То, что называется западной цивилизацией, отличается от других культур тем, что в реальности она представляет собой технологическую цивилизацию, опирающуюся в своей основе на науку и технику»[295].

Дело в том, что в 1920—1930-е годы многие, особенно европейские, исследователи, в отличие от американских, рассматривали США с их массовой культурой, гедонизмом и технологиями в качестве примера коллапса традиционных «западных» ценностей[296]. По сути, это было просто одно из проявлений противопоставления культуры и цивилизации в тогдашнем дискурсе. При этом их различение не было достаточно ясным и в обыденной речи присутствовало постоянное взаимоналожение понятий. Другое дело, что попытки развести эти два понятия в академических исследованиях предпринимались постоянно. Споры не прекратились по сей день. Британский теоретик Терри Иглтон воспринимает различие между культурой и цивилизацией как данность, особенно в глобальном мире: «Линия проходит между цивилизацией (в смысле универсальности, автономии, индивидуальности, рационального мышления и т.д.) и культурой, если мы понимаем под ней все эти неотрефлексированные лояльности и спонтанные убеждения»[297].

Немецкий социолог Норберт Элиас, наоборот, утверждал, что если культура может принадлежать классу, то все граждане какой-то страны будут принадлежать к одной цивилизации. Для него цивилизация — это более высокий уровень прогресса человечества, который противостоит национальной форме самосознания. Уже на первых страницах своего фундаментального труда «О процессе цивилизации» Н. Элиас пишет:

«Во-первых, понятие “цивилизация” применяют по отношению к самым разнообразным фактам, к состоянию техники, манерам, развитию научного познания, религиозным идеям и обычаям. <...> Можно было бы даже сказать — национальное сознание. В нем резюмируется все то, что отличает западное общество последних двух или трех столетий от более ранних или же от современных, но “более примитивных” обществ. С его помощью пытаются охарактеризовать нечто важное для западного общества, то, чем оно гордится: состояние его техники, принятые в нем манеры, развитие его научного познания, его мировоззрение и многое другое... Во-вторых, для различных наций Запада понятие “цивилизация” означает не одно и то же. Огромное различие существует прежде всего между использованием этого слова англичанами и французами, с одной стороны, и его употреблением немцами, с другой стороны. В первом случае это понятие выражает гордость по поводу значимости своей нации для прогресса западного мира и всего человечества. По-немецки “цивилизация” обозначает нечто очень полезное, но все же имеющее ценность как бы второго порядка, а именно то, что охватывает лишь внешнюю сторону жизни, затрагивает лишь поверхностные слои человеческого существования[298]. Для самоинтерпретации, для выражения собственной сущности и гордости за свои достижения немцы используют слово “культура”»[299].

С. Хантингтон также посвятил этой проблеме немало страниц в своей знаменитой работе «Столкновение цивилизаций». Но с его точки зрения, «усилия ввести различия между культурой и цивилизацией... не получили поддержки, за пределами Германии существует преобладающее согласие... непродуктивно стремиться по-немецки разделять культуру от основания цивилизации»[300].

Он не ссылался на Э. Тайлора, но очевидно рассуждает в его традиции рассмотрения цивилизации как «большой культуры» и даже поднимает обобщение на еще более высокий уровень. Он пишет о цивилизациях, как если бы писал о культурах отдельных стран, но распространяет их на целые регионы. Но здесь он не оригинален. Еще в начале 1960-х годов французский философ Поль Рикёр поставил вопрос о взаимном оплодотворении коренной культуры и универсальной цивилизации, введя еще одно важное понятие — регионализм, которое со временем приобрело важное значение, особенно в международных исследованиях[301].

Еще одно важное измерение в исследование проблемы внес в конце 1940-х годов известный французский антрополог К. Леви-Стросс, идентифицировавший цивилизацию с современными обществами, раздираемыми противоречиями и социальными конфликтами, которые он противопоставил культурам застойных, неподвижных «примитивных» обществ, в которых, по его мнению, отсутствуют и история, и прогресс. Человеческая жизнь с развитием цивилизации отнюдь не улучшается, а осложняется, полагал философ, принося с собой массу негативных последствий для человека (так, например, искусство сделало человека пленником символических структур.). Отсюда было уже недалеко до апокалипсических сценариев


Рекомендуем почитать
Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.