Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [254]
2. Постмодернисты говорят, что увлечены нормативностью, но что имеется в виду, остается непонятным для читателя. Остается неясным, почему они критикуют современное общество, каковы их цели и т.д. Постмодернисты явно отвергают всякую нормативность. Именно ее отсутствие, собственно, и не дает возможности постмодернистам развить самосознание таким образом, чтобы нацелить его на решение тех проблем, которые они обнаруживают в мире. Хабермас противопоставляет этому свои нормативные чувства (свободная и открытая коммуникация), что со всей очевидностью позволяет представить, какая политическая программа, с его точки зрения, может быть наиболее эффективной. У постмодернистов ничего этого нет.
3. Хабермас обвинил постмодернизм в тотальности (от которой они всегда открещивались), поскольку они так и не смогли дифференцировать феномены и практики, имеющиеся в современном обществе. Например, постмодернисты говорят о мире, в котором господствуют власть и надзор, однако этого недостаточно для анализа реальных источников подавления в современном мире.
4. Хабермас обвиняет постмодернистов в игнорировании повседневности и ее практик, что для Хабермаса, как уже было отмечено, имеет особо важное значение. Это создает для постмодернистов двойную потерю. С одной стороны, они оказались в изоляции от важного источника развития нормативных стандартов. В конце концов, рациональный потенциал, присутствующий в повседневности, — важный источник идей Хабермаса о коммуникативной рациональности. С другой стороны, повседневный мир также создает высшую цель для того, кто трудится в области политической теории, поскольку именно в нем их теоретические идеи оказывают влияние на дальнейшее развитие общества и политической практики.
Некоторые политические теоретики верят в то, что постмодернизм, особенно в своих наиболее радикальных формах, представляет собой альтернативу политической теории. В каком-то смысле постмодернизм вообще не теория. Политическая теория может быть определена как «большие идеи» о политике, которые смогли выдержать испытание временем. Иными словами, это системы идей, затрагивающие важнейшие политические проблемы и имеющие долговременное значение. Однако будем откровенны, у некоторых постмодернистов, например у Джемесона Бодильяра, такие «большие идеи» есть.
Действительная угроза со стороны постмодернизма относится скорее к форме, нежели к содержанию. Отказываясь от великой нарративности, постмодернисты отрицают большую часть того, что мы обычно понимаем под политической теорией. Бодильяр и другие постмодернисты не предлагают великой нарративности, а скорее только фрагменты идей, которые нередко противоречат друг другу.
Сегодня постмодернизм весьма плодовит. Его адепты действительно знакомят мир с множеством важных и интересных идей. Не следует игнорировать эти идеи, ибо они могут направить развитие политической теории в новом и, возможно, перспективном направлении.
Постмодернизм оказывает сильное влияние на искусство, архитектуру, философию, социологию и, наконец, на политическую теорию. Как минимум постмодернизм бросает вызов традиционной политической теории. Как максимум он предполагает отказ от многого, если вообще не от всего, что было наработано в политической теории за несколько столетий.
9. «Культурный поворот» в теории международных отношений
В 1970—1980-е годы в социальных науках происходили события, которые можно было бы сравнить с революционными. Позднее они получат название «культурный поворот» и станут символом фактического завершения более чем векового господства позитивизма в его разных редакциях и интерпретациях. В научной литературе нередко его связывают с Третьими великими дебатами в теории международных отношений между позитивистами и постпозитивистами.
Три десятилетия, прошедшие с начала «поворота», — достаточно большой срок для того, чтобы подвести некоторые итоги и попытаться понять, что же все-таки этот период означал для теоретических размышлений о международных отношениях и что это может дать нашей дисциплине в будущем.
Как известно, понятие «поворот» в философии науки означает качественные изменения в системах производства и репрезентации знания, сдвиг в теории и практике познания. Это, кроме того, «момент» если не смены, то выдвижения новой, набирающей силу парадигмы, изменения направления в исследовательской работе, появления иного ракурса предмета исследования. Подобно лингвистическому, когнитивному, историческому и другим «поворотам», «культурный поворот» позволил существенно переосмыслить методологические инструменты исследований и обогатить концептуальный и понятийный аппарат социальных наук. Он также способствовал зарождению новых областей знания, примером чего стало появление концепции «стратегической культуры» в рамках развития исследований международной безопасности.
«Культурный поворот» охватил практически все сферы гуманитарного и социального познания, не оставив в стороне (хотя и со значительным опозданием) и теорию международных отношений. Конечно, позитивистская наука, как мы показали выше, подвергалась нападкам и раньше, в том числе во времена ее максимального «взлета» — после окончания Второй мировой войны. Поворот в изучении смыслов и языка, охвативший в 1940— 1960-х годах социальные и гуманитарные науки («лингвистический поворот»), предшествовал «культурному повороту», даже если согласиться с тем, что его представители и результаты остались во многом не до конца признанными, по крайней мере в теории международных отношений. Только начиная с 1980-х годов начали появляться исследования, так или иначе связанные с культурой: постмодернизм, критическая теория и конструктивизм — каждое из течений политической мысли на своем языке и с разной степенью успеха бросало вызов политическому реализму.
Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.