Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [250]

Стиль восприятия. Модернистский подход к искусству предполагает возникновение индивидуальных отношений между созерцателем и предметом искусства. Телевидение — средство массовой информации, его смотрят в знакомой обстановке: дома, в кафе, в классе, в автомобиле и т.д. Для того чтобы посмотреть телепрограмму, нет необходимости идти в специально отведенный для этого зал. Можно одновременно с просмотром программ кушать, варить борщ, читать журнал и т.д. Его аудитория потенциально неограниченна. В отличие от потребления искусства, в отношении просмотра телепрограмм, по крайней мере в теории, нет никакого установленного социального кода или этикета, — нет необходимости переодеваться в нарядный туалет, как если бы мы пошли в театр. Потребление телепрограмм, таким образом, имеет относительно нерегулируемый и непредсказуемый характер. Если только зритель не записал программу на видео, она исчезает.

В лекции под названием «Злой демон образов», прочитанной в Университете Сиднея (Австралия) в 1987 г., Бодрийяр провозгласил:

«Следует подвергнуть сомнению именно референтный принцип образов, т.е. стратегию смысла, при которой они всегда отражают реальный мир, реальные объекты и воспроизводят нечто логически и хронологически предшествующее им. Все это неверно... образы предшествуют реальному до такой степени, что они переворачивают логический и причинноследственный порядок реальности и ее репродуцирования».

Позиция Бодрийяра может показаться излишне экстремистской, однако в ней есть своя логика. Рассмотрим приведенное выше утверждение, разделив его на две части.

Первое предположение: референтный принцип образов должен быть поставлен под сомнение.

Что здесь имеется в виду? Бодрийяр воспринимает СМИ не как замкнутое сообщество, интересующееся преимущественно собственными делами, как это делает Умберто Эко. Для него они — виртуальный коллаж свободно летящих образов, оторвавшихся от груза необходимости представлять что-либо, кроме самих себя. Репрезентация в этом случае становится автоматической. Репрезентация более уже не нуждается в том, чтобы хотя бы время от времени приземляться на твердую землю фактов, реальности или истории.

Проиллюстрируем это на примерах. Вы смотрите фильм, в котором женщина закуривает сигарету. Она выглядит высокомерной, соблазнительной и элегантной. Курение придает ей такую ауру. Возможно, думаете вы, если я буду курить, то буду выглядеть так же. Однако имеет ли этот образ какое-либо реальное отношение к употреблению табака? Или же все дело в том, что образ вызывает ассоциации с другими красотками, которых мы видим на экране? Что здесь привлекательно — само по себе курение или «кинематографичность» образа курящей дамы?

Еще один пример. СМИ часто рассказывают о «светской львице» Наталии К. Постепенно формируется образ богатой бездельницы, не ведающей проблем и прожигающей жизнь в ночных клубах с богатыми любовниками. Но действительно ли это присуще реальному лицу? Зрители «не слышат» ни о том, что она окончила институт с красным дипломом, ни о работе на телевидении, кстати совсем нелегкой, ни о каких других ее положительных качествах. Не является ли образ нашей героини, созданный СМИ, чистой симуляцией?

И наконец, чем мы руководствуемся, когда платим втридорога за костюм, произведенный известным брендом в мире моды? С какой подлинной реальностью связан этот костюм? Какую еще реальность представляет бренд, кроме своей собственной?

Вы пришли на избирательный участок для того, чтобы проголосовать за кандидата. Однако опирается ли ваше решение на реальную политику, или оно сформировалось под влиянием рекламных роликов, PR-акций, фотопортретов (обычно хорошо отретушированных)? Можете ли вы вообще думать о политике в отрыве от СМИ? Можно ли провести четкую границу между реальной политикой и ее образом? В данном примере, очевидно, образ и реальность тесно переплетены между собой.

Второе предположение: образы предшествуют реальному до такой степени, что они переворачивают логический и причинно-следственный порядок реальности и ее репродуцирования.

Одним из парадоксов в работах Бодрийяра является утверждение о том, что, хотя симуляции и освобождены от любой референтности по отношению к реальности, они играют важную роль в нашей жизни. Они могут быть оторванными от реальности, но последствия их вполне реальны. В течение одного дня мы можем несколько раз оказаться в плену симуляций. Например, мы можем расстроиться из-за просмотренного фильма, разочароваться в людях и их природе после просмотра новостей по телевизору, вновь поверить в добро, перечитывая роман, почувствовать жажду, посмотрев на рекламу пива, проголосовать за политика, ратующего за справедливость, и т.д. Таким образом, образы не просто пересекаются с реальностью, они часто предшествуют ей, замещают ее, поглощают ее и даже создают ее. Реальность превращается в последствие «репрезентации».

В одной из своих последних работ — «Америка», написанной после посещения США, Бодрийяр подчеркнул, что там он «искал завершенную форму катастрофы».

И эту катастрофу он там нашел. У него нет надежд, связанных с революцией, какие были у Маркса. Он не видит даже возможности реформировать общество, как надеялся Дюркгейм. Мы обречены жить среди симуляций и гиперреальности. Он пишет в «Америке»: