Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [116]

И ту дверь, что ты приоткрыл,

Мне захлопнуть не хватит сил.

Анна Ахматова. 26 ноября 1945

В своем знаменитом эссе «Две концепции свободы» Исайя Берлин подверг позитивную свободу критике, а также попытался доказать, что она фундаментально противоположна негативной свободе. Он выдвинул три основных аргумента.

1. Стремление к позитивной свободе может привести к покушению на негативную свободу. Наиболее ясно это проявляется в вопросе о патернализме. Легальный патернализм включает применение законных санкций для того, чтобы заставить человека сделать что-то хорошее для себя самого или удержать его от того, что будет для него плохо. Грубо говоря, патернализм означает отношение к взрослым как к детям: т.е. принуждение делать нечто для их же собственного блага. Фактически это вмешательство, нарушающее автономию индивида.

Для Берлина патернализм — это проявление деспотизма; государство вмешивается в свободу индивида, чтобы сделать его лучшим человеком. Другие люди навязывают в этом случае свой образ жизни. Либеральная традиция начиная с Джона Стюарта Милля выступала против всякого патернализма, поскольку либерализм отрицает законность будь то одного человека или группы людей распространять свой образ жизни на других людей. Берлин писал:

«Философы “объективного разума”, от Фихте с его твердым, жестко организованным “органическим” государством до Т. Х. Грина с его мягким и гуманным либерализмом, несомненно, считали, что они способствуют, а не препятствуют разумным потребностям, которые, пусть в зачаточном виде, можно найти в душе любого живого существа. Но я могу отвергнуть такой демократический оптимизм и повернуть от телеологического детерминизма гегельянцев к какой-то более волюнтаристской философии, родив в своем разумном мозгу идею навязать обществу в его же интересах свой там же рожденный план, который, пока я не стану действовать по-своему, возможно, — против устойчивых желаний огромного большинства моих сограждан, скорее всего, не осуществится. Или, вообще отбросив понятие “разум”, я могу вообразить себя вдохновенной художественной натурой, в свете своего уникального видения составляющей из людей комбинации, подобно тому как живописцы сочетают цвета, а композиторы — звуки. Человечество — сырой материал, с которым работает моя творческая воля. Даже если, пока я все это делаю, люди страдают и умирают, они поднимаются на высоту, на которой никогда не оказались бы, не насилуй их моя побуждающая, но созидательная воля. Такими аргументами пользуются все диктаторы, инквизиторы и бандиты, ищущие моральных или даже эстетических оправданий своему образу действий. Я должен сделать для людей (или с людьми) то, что они не могут сделать сами, и не могу просить у них разрешения или согласия, так как они не знают, что для них лучше. То, что они позволят и примут, может представлять собой жизнь презренной посредственности или, того хуже, даже гибель и самоубийство. Позвольте мне еще раз процитировать настоящего прародителя героической доктрины (Фихте. — А. Т.): “Ни у кого нет... прав идти против разума”. “Человек боится подчинить свою субъективность законам разума. Он предпочитает традицию или произвол”. Тем не менее его нужно подчинить (“Заставить людей принять правильную форму правительства, силой навязать им ПРАВО — это не только право, но и святая обязанность каждого, кто имеет для этого ум и силу” (Johann Gottlieb Fichte’s Saemtliche Werke / Ed. By I. H. Fichte. Berlin, 1945—1846. Vol. 4. P. 436). Фихте вещает от имени того, что он называет разумом; Наполеон, или Карлейль, или иные романтики авторитаризма могут поклоняться другим ценностям и видеть в их утверждении силой единственный путь к “настоящей” свободе»[229].

2. Позитивная свобода ведет к расколу не только индивидов, но и обществ на «высшие» и «низшие». Берлин выдвигает также критические аргументы в отношении «позитивной свободы» как разделяющей общество на просвещенных и невежд. При этом король, диктатор или народ воплощают в себе то, что является более «высоким» и рациональным, желания же отдельного простого человека — нечто более «низкое» и иррациональное. Значит, подчиняться «верхам» и контролировать «низы» — это есть свобода в подобной интерпретации.

3. Позитивная концепция свободы не продолжает негативную свободу, а подрывает ее. Сторонники позитивной свободы считают, что она игнорирует важнейшую черту негативной свободы — быть свободным от всяких ограничений, т.е. прожить свою жизнь как вы хотите, причем игнорирует во имя свободы. «Триумф деспотизма наступает тогда, — подчеркивает Берлин, — когда рабы говорят, что они свободны. Тут не всегда нужна сила; рабы могут совершенно искренне называть себя свободными, и тем не менее они остаются рабами. Возможно, для либералов политические права участия в управлении ценны прежде всего тем, что они могут защитить конечную, с их точки зрения, ценность, а именно — индивидуальную, “негативную” свободу»[230].

Писатель В. Г. Короленко писал в письме к Луначарскому: «Основная ошибка советской власти — это попытка ввести социализм без свободы. На мой взгляд, социализм придет вместе со свободой или не придет вовсе. Отсюда огромная ошибка — классовая диктатура».