Современная новелла Китая - [19]

Шрифт
Интервал

2

На другой день с утра Чэнь Синь отправился оформляться в бюро по трудоустройству. Его сопровождал младший брат. Треугольная площадка возле автобусной остановки, прежде пустая, теперь вся была заставлена лотками закройщиков и швейными машинами. К ним тут же подскочил какой-то парень с клеенчатым сантиметром на шее и спросил:

— Скроить чего-нибудь?

Оба отрицательно мотнули головой, и парень отошел. Чэнь Синь, обернувшись, с любопытством на него посмотрел: малый был прекрасно одет — модная теплая куртка, брюки-клеш, — ни дать ни взять живой манекен, зазывающий клиентов. Брат потянул его за рукав:

— Автобус подходит. А это все молодежь, ожидающая работы, — в Шанхае теперь таких до черта.

Чэнь Синь оторопело взглянул на брата, но тот уже вклинился в толпу, осаждавшую едва остановившийся автобус, втиснулся в двери и, обернувшись, крикнул оттуда:

— Асинь, скорей!

— Может, дождемся следующего? — нерешительно спросил Чэнь Синь, глядя на переполненный автобус и на теснившуюся на остановке толпу.

— Дальше хуже будет. Лезь! — словно откуда-то издалека донесся голос брата.

Ну что ж, попробуем протиснуться — силенок у Чэнь Синя хватало. Расталкивая народ, он влез в самую гущу, с трудом ухватился за поручень у входа и вскочил на подножку. Встряхнувшись, с новыми силами стал пробираться в глубину салона и наконец, сквозь галдеж и выкрики, протиснулся к месту возле окна и схватился за поручень. Но стоять было крайне неудобно, и как ни пытался он приспособиться — все получалось не так: то заденет чью-то голову, то толкнет кого-то в спину. Как ни старался, не мог отыскать удобного положения. Наконец у окружающих лопнуло терпение.

— Угомонишься ты когда-нибудь?!

— Только и знает, что толкаться!

— Эти приезжие такие увальни — вечно толкаются.

— Это кто здесь приезжий?! — Брат протолкнулся поближе к Чэнь Синю. Задетый за живое, он готов был ввязаться в перебранку. Чэнь Синь поспешно схватил его за руку.

— Ну, будет, будет. В такой давке нам еще только свары не хватало!

— Асинь, — шепнул ему брат, — давай-ка нагнись в эту сторону. Вот так, правильно. А левой рукой ухватись за поручень, так тебе будет удобней. Ну что?

И правда, стало намного лучше. Чэнь Синь перевел дух. И хотя было все так же тесно: грудь к груди, спина к спине, можно было хоть как-то держаться на ногах. Повернув голову, он увидел: все, точно сговорившись, качнулись влево, впритирку прильнув друг к другу. Такой способ размещения и в самом деле позволял увеличить вместимость автобуса до предела. Он вспомнил, какая страшная давка была всегда в автобусах в том захолустном городке, где он жил: тамошние жители действовали без научного расчета — в результате теснота и давка становились нестерпимыми, хотя людей в автобусе было не так уж и много. А вот шанхайцы здорово научились жить на ограниченном пространстве!

— Следующая остановка — Средняя Тибетская улица, прошу всех, кто выходит, приготовиться! — раздался в репродукторе голос кондукторши. Она сказала это дважды — на путунхуа[11] и на шанхайском диалекте. Эти кондукторши, надменные и холодные, манерой держаться напоминали цариц — однако работали при этом четко, что, объективно говоря, было на пользу пассажирам. И Чэнь Синь невольно вспомнил автобусы и кондукторов городка, где он жил. Автобусы были словно из-под бомбежки — сплошь обшарпанные и пыльные, то и дело отправлялись, не дожидаясь, пока закроются двери. У кондукторов не было ни желания служить народу, как это принято говорить, ни элементарной трудовой дисциплины: остановок они не объявляли, и пассажиры вечно застревали в дверях автобуса. А здесь, в Шанхае, все было четко отлажено — в такой обстановке, хочешь не хочешь, сам станешь подтянутым.

Когда они сошли, брат повел его через улицу, где вовсю шумел и бурлил свободный рынок: там торговали овощами и рыбой, курами и утками, шерстяными рубашками и домашними тапочками, кожаными сумками и заколками для волос; предлагали свой товар торговцы пельменями и жареными пампушками; а еще торговали бумажными фонарями и глиняными куклами — над ними красовалась вывеска с надписью «Народные промыслы». Чэнь Синь невольно усмехнулся: вот уж никак он не думал, что в таком огромном городе, как Шанхай, могут быть подобные толкучки. А эта явно готова была поспорить с самой Наньцзинлу[12], со всем ее современным великолепием!

— Теперь в Шанхае полно таких мест, — пояснил брат. — Власти даже призывают молодежь, которая ждет работы, чтобы сама искала выход из положения!

Услыхав о молодежи, ожидающей работы, Чэнь Синь нахмурился. И, чуть помедлив, спросил:

— Асань, а как твои дела? Ведь ты опять срезался на экзаменах.

Брат опустил голову.

— Сам не знаю, как быть. Видать, не способен я к учебе.

— А в будущем году собираешься сдавать?

— Опять, наверное, провалюсь, — промямлил брат после долгого молчания.

— И ты так спокойно к этому относишься? — сказал Чэнь Синь, закипая.

Брат рассмеялся:

— Ну не дается мне учение, не гожусь я для этого!

— Я и Афан хотели учиться, — но не было возможности. У тебя есть возможность, — но ты не учишься. Ведь ты у нас единственный в семье, кто мог бы поступить в вуз, только настойчивости тебе не хватает.


Еще от автора Ван Мэн
Избранное

Творчество Ван Мэна — наиболее яркий в литературе КНР пример активного поиска новой образности, стиля, композиционных приемов. Его прозу отличает умение показать обыденное в нестандартном ракурсе, акцентируя внимание читателя на наиболее острых проблемах общественной жизни.В сборник вошел новый роман Ван Мэна «Метаморфозы, или Игра в складные картинки», опубликованный в марте 1987 г., а также рассказы, написанные им в последние годы. В конце сборника помещены фрагменты из первого романа писателя, созданного во второй половине 50-х годов и увидевшего свет лишь в 1979 г.


Рассказы

Опубликованы в журнале «Иностранная литература» № 9, 1986Из подзаглавной сноски...Публикуемые рассказы взяты из сборников «Ван Мэн. Проза и публицистика» (Пекин, 1981), «Глубины озера» (Гуанчжоу, 1982), «Пурпурная шелковая кофта из деревянного сундучка» (Шанхай, 1984).


Современная китайская проза

В сборник вошли лучшие произведения китайских авторов 70—80-х годов, большая часть которых удостоена премии, а некоторые уже публиковались в СССР. В значительной мере они критически и правдиво отображают обстановку, сложившуюся во время «культурной революции», а также стремление прогрессивных слоев китайского общества как можно быстрее преодолеть негативные последствия «десятилетия великого бедствия».


Месяц туманов

В антологию современной китайской прозы вошли повести и рассказы, принадлежащие перу самых выдающихся писателей Китая. Острые и смелые произведения, отражающие перемены в китайском обществе, дают почувствовать сложную, многоликую жизнь и настроения современных китайцев, ощутить содержательное богатство новейшей китайской литературы. СОДЕРЖАНИЕ: Те Нин. ВСЕГДА — ЭТО СКОЛЬКО? Цзя Пинва. СЕСТРИЦА ХЭЙ Лю Хэн. СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ БОЛТЛИВОГО ЧЖАН ДАМИНЯ Дэн Игуан. МОЙ ОТЕЦ — ВОЕННЫЙ Линь Си.


Средний возраст

В предлагаемый сборник вошли произведения, в которых главным образом рисуются картины «десятилетия бедствий», как часто именуют теперь в Китае годы так называемой «культурной революции». Разнообразна тематика повестей, рассказывающих о жизни города и деревни, о молодежи и людях старшего поколения, о рабочих, крестьянах, интеллигентах. Здесь и политическая борьба в научном институте (Фэн Цзицай «Крик»), бедственное положение крестьянства (Чжан Игун «Преступник Ли Тунчжун») и нелегкий труд врачей (Шэнь Жун «Средний возраст»), а также другие проблемы, волнующие современный Китай.


Мертвеющие корни самшита

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Летите, голуби, летите...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».