Современная литературная теория - [59]

Возможно, после ослабления уз родства как очевидной системы общественной организации, но до того, как в качестве идеологического центра общества восторжествовала биологическая семья, существовала некая точка, когда ни родство, ни семья не привлекали особого внимания. Пока детский и женский труд был нормой, у нуклеарной семьи было мало шансов утвердиться в качестве идеала домашнего очага, и дочери пролетариата не представляли высокой обменной ценности. Раньше это было справедливо для дочерей рабов и крепостных, на заре капитализма это впервые стало применимо к широким массам. При капитализме огромное большинство населения не имеет ничего для продажи и обмена, кроме своей рабочей силы; особенно в эпоху раннего капитализма этому большинству нечего было наследовать и нечего оставить в наследство детям. Система родства сохраняет важность для аристократии (это пережиток феодализма), а культ биологической семьи развивается в средних слоях населения. Поэтому средний класс – опора капитализма не только на экономическом, но на идеологическом уровне. Так называемая биологическая нуклеарная семья – это ответ буржуазии на проблему воспроизводства населения, и эта форма семьи навязывается пролетариату различными средствами. Все социально-гуманитарные реформы осуществлялись только потому, что капитализму требовалось повысить рождаемость и уменьшить смертность в рабочем классе. С введением обязательного образования, запретом детского труда и ограничением труда женского, с увеличением национального богатства при империализме постепенно рабочий класс смог последовать примеру среднего класса и способствовать подъему нуклеарной семьи как основной единицы социума. Так биологическая семья становится главным культурным событием эпохи капитализма и утверждает при исчезновении видимых систем родства свое центральное значение. Когда для большинства населения исчезает необходимость в том, чтобы женщины оставались объектом обмена, небольшой главенствующий класс должен настоять на закреплении этого их положения – отсюда все буржуазное лицемерие относительно ценности семьи для рабочего класса. Запреты, устанавливающие экзогамию, целы, как нерушимы запреты на инцест, но относясь теперь к биологической семье, а не к системе родства в целом, они приобретают новое значение. Имея дело с венской буржуазией, Фрейд обнаружил то, что относилось к этому классу, месту и времени, что было характерно для человека капиталистической эпохи, но с другой стороны оказалось применимо к культуре в целом. Вместо того, чтобы сокрушаться об особенностях изучаемой Фрейдом среды, надо радоваться – ничего полезней он не мог оставить. Он исследовал «вечные» структуры патриархата в их частном проявлении, которое является для нас самым важным: в буржуазной патриархатной семье.

Специфический буржуазный контекст проявления эдипова комплекса помогает в нем лучше разобраться, и для нас важно, что контекст биологической нуклеарной семьи одновременно усиливает заложенные в эдиповом комплексе реакции и вступает с ними в противоречие. Если бы в индустриально развитом обществе не сохранилась нуклеарная семья, запрет на инцест вместе с давно уже избыточным требованием обмена женщинами давно бы исчезли (за исключением высших слоев общества). При капитализме преобладающее большинство людей, лишенных собственности и впервые в истории цивилизации работающих вместе, коллективами вне и помимо семьи, почти не имеет возможностей по-настоящему сблизиться со своей родней, а если бы и имело, разве было бы это значимо? Здесь я могу только затронуть эти сложные вопросы, не вдаваясь в них. Я хочу сейчас только высказать предположение, что с исчезновением эдипова комплекса человек наконец-то обретет свое подлинно человеческое содержание, а это обретение – всегда риск. Но может быть, определение человечности, гуманности как развития отличий между человеком и животными, т.е. как развитие отношений обмена, больше не подходит для социальных форм, в которых сегодня выражается человечность. Фрейд открыл существование культурного наследия прошлого, которое доступно нам только благодаря бессознательному; может быть, следующей ступенью должно стать обнаружение противоречия между этим наследием и формами, которое оно приобрело в современной социально и идеологически трансформированной нуклеарной семье. Совсем уж упрощая, я считаю, что нам предстоит разобраться в том, почему эдипов комплекс универсален, тогда как его конкретные проявления в разные эпохи и в разных обществах специфичны. Тогда мы сможем понять, почему бессознательное, а с ним и способы, которыми человечество ощущает, переживает свою человечность, как утверждал Фрейд, «вечны», тогда как складывается бессознательное из индивидуальных и случайных переживаний субъекта, из особенностей его культуры. Бессознательное есть способ, которым человек проживает свое человеческое содержание в гармонии и конфликте со своим особым, исторически обусловленным окружением. Поэтому никогда не умирает, сохраняясь и видоизменяясь с любыми изменениями культуры и экономики. Можно сказать, по той же причине и женщины повсюду в цивилизации – второй пол, но повсюду на свой лад.