Современная литературная теория - [61]

В ситуации эдипова комплекса (которая точно воспроизводит правила тотема и экзогамии) мальчик обучается своему месту наследника закона отца, а девочка обучается своему месту внутри закона отца. Эдипов комплекс – патриархатный миф, и хотя Фрейд никогда прямо этого не говорил, важность патриархатной природы эдипова комплекса объясняет фрейдовский отказ от параллельного мифа для женщин – от так называемого комплекса Электры. Фрейд всегда сопротивлялся любым попыткам дать симметричное «культурное объяснение» мужчин и женщин. Миф, подходящий для женщин, должен был бы еще ярче, чем миф об Эдипе, проявлять черты эдипова комплекса, поскольку в каждом индивидуальном случае женщина вступает в мужской мир; дополнительность или параллелизм здесь невозможны. Сперва и мальчики, и девочки хотят занять место одновременно и отца, и матери, но так как они не могут занять оба эти места, каждый пол должен научиться подавлять в себе свойства другого пола. По мере того как дети учатся говорить и жить в обществе, оба пола начинают желать занять место отца, что позволено будет со временем только мальчику. Кроме того, оба пола рождаются с желанием обладать матерью, а поскольку в силу культурной обусловленности мать желает ребенка с фаллосом, и мальчик, и девочка желают стать для матери фаллосом. И вновь только мальчику разрешено реализовать себя в желаниях, которые испытывает его мать. Таким образом, оба пола отвергают то, что подразумевается под женским началом. Поэтому отчасти женственность следует понимать как вытесненное состояние, которое может быть обретено только вторично и в искаженной форме. Женственность вытеснена – вот почему ее так трудно понять и с помощью психоанализа, и вне его, она проявляется в симптомах, например, в истерии. Истерия, страдают ли ею мужчины или женщины, есть протест женственности против закона отца. Но для нас важно, что вытесняется одновременно и репрезентация желания, и запрет на него.

Девочка обретает свою вторичную женскую идентификацию в мире патриархата при позитивном прохождении эдипова комплекса, когда ее соблазняет/насилует отец, и/или когда она соблазняет отца. Так же, как мальчик становится наследником отца, приняв символическую кастрацию отцом, девочка обучается своему женскому предназначению в этом символическом акте соблазнения. Но этот акт менее важен, чем символическая «кастрация» мальчика, потому что девочка уже в какой-то мере осознает свое положение до того, как оно удостоверяется вмешательством отца. Она уже знает, что, поскольку она не наследует фаллос, ей не предстоит принятие символической кастрации (она уже «кастрирована»). Но без вмешательства отца при позитивном прохождении эдипова комплекса она была бы обречена остаться в доэдиповых дилеммах, т.е. стать психически больной, и эдипов комплекс есть ее приобщение к общечеловеческому наследию женственности. Фрейд всегда говорил, что женщины «более бисексуальны», чем мужчины. Он, возможно, хотел этим сказать, что в мире патриархата желание девочки занять место отца и быть фаллосом для матери столь же сильно, как право мальчика на это. Бисексуальная предрасположенность доэдиповой фазы остается очень сильной в девочке, и эдипов комплекс для нее – вторичное, второстепенное событие. В нем она постигает, что подчинение закону отца дает ей право стать воплощением «природы», «сексуальности», хаоса спонтанного, интуитивного творчества. Так как она не может стать частью закона, ее подчинение закону должно принять форму самоутверждения в качестве его противоположности – всего, что связано с любовью и иррациональностью. Таково положение дел в истории человечества с момента установления власти патриархата.

С завершением эдиповой фазы и принятием «кастрирующего» отца в качестве властного суперэго перед мальчиком открывается перспектива мужской жизни. Напротив, девочке приходится фактически строить свой эдипов комплекс из неосуществимых, запретных желаний ее бисексуальной доэдиповой фазы. Она не может впустить в себя закон в форме суперэго, которое будет добиваться от нее выполнения своих требований; она может только создать собственный нарциссический идеал эго. Девочка должна подтвердить свою доэдипову идентификацию с матерью (не путать с чувством привязанности к матери), и вместо агрессивности и потребности в контроле она приобретает искусство любви и примирения. Она не наследует закон культуры, поэтому ее задача – способствовать воспроизводству человечества в кругу того, что принято считать «естественной семьей». Семья – образование столь же далекое от естественной жизни природы, как женщина, но культура предписывает ей «естественные», «природные» функции. Ведь сексуальность, которая, как считается, соединяет пару, может опрокинуть любые устои, если выйдет из-под контроля; ее следует сдерживать и организовывать. Женщина превращается, как говорили в XIX в., в «пол». Ее сфера – сфера репродукции.

Таково место женщины в патриархатной культуре. Обобщая, можно сказать: мужчина определяется участием в общественно-исторических, главным образом классовых, структурах, тогда как женщина (как собственно женщина, вне зависимости от той роли, которая может принадлежать ей в процессах производства) определяется своим местом в структурах родства. В нашем обществе родство оказалось втиснуто в узду семьи; семья же формирует женщин так, чтобы в ней они и оставались. Различия в классовой принадлежности, исторических периодах, в общественных учреждениях изменяют конкретные проявления женственности; но по отношению к закону отца положение женщин в целом остается неизменным. Когда Фрейда критикуют за то, что он не принимал во внимание социальную действительность, подобные критики оперируют слишким узким представлением о действительности. Социальная дейтвительность, которую уясняет Фрейд, – это воспроизведение в сознании действительности общества в целом.