Современная китайская проза - [46]

Все односельчане заохали, запричитали, и тут только я узнал, что эта девочка — дочь секретаря райкома Ли Цзячэня, а привез ее сюда отдыхать секретарь Лю из парткома коммуны. Кто-то сказал секретарю Лю о случившемся, тот выскочил из дома начальника бригады и, не чуя ног под собой, побежал на пруд. Лицо у него побелело и покрылось холодным потом. Он выхватил у меня из рук ребенка и стал горячо благодарить. Спустя немного он похлопал меня по плечу и сказал покровительственно:

— Ну-ну, я обязательно сообщу секретарю Ли. Тебе это зачтется…

Кто же знал, что этот случай и впрямь перевернет мою жизнь. Я тогда не прислушался к словам секретаря Лю, думал, что он только из вежливости так говорит. Этого секретаря Лю звали Лю Дасюнь. Поскольку он был членом парткома коммуны, все уважительно обращались к нему. Секретарь Лю отвечал за работу наших четырех бригад, часто бывал в окрестных деревнях, сидел за одним столом с членами коммуны, любил пропустить несколько чарок. Целый день ходил он с красным лицом и торчавшим из уголка рта окурком. А человек он был мягкий: о чем бы ни просили его в коммуне, он никогда не отказывал. Но, соглашаясь, тут же забывал. Да неужели? Неужто я и вправду согласился? Ну ты гляди… Вы уж простите, я, видно, в тот день малость лишнего выпил…» В таких случаях он огорченно хлопал себя по лбу и делал страдальческое лицо. Поэтому на него никто не сердился: забыть о том, что обещал во хмелю, так естественно! Но может быть, кое о чем он все же хорошо помнил?

Правда, и на этот раз от секретаря Лю сильно пахло вином. Я, улыбаясь, пошел прочь и принялся сажать тыквы.

Итак, тыквы были посажены, а вскоре на грядках уже появились желтые цветочки, сменившиеся в июле маленькими тыквочками. Однажды в жаркий полдень посыльный коммуны принес мне извещение: Ли Дунпин, из бедняков, по решению парткома коммуны направляется на учебу в железнодорожный институт; а далее число и месяц, когда надлежит явиться в центр провинции. Прочел я это извещение и не верю своим глазам, а сердце так и колотится; я побежал со всех ног сказать дедушке. Кто ж знал, что новость летит быстрее ветра: соседи меня уже встречали в нашем доме. Все были очень рады. С тех пор как Паньгу отделил небо от земли, из нашей деревни вышел только один студент университета. Все говорили, что секретарь Лю хороший партийный работник и что слов он на ветер не бросает. Они так судили: направить на учебу в университет за спасение дочки секретаря райкома Ли — это очень человечно. Молодые люди завидовали мне, все говорили, что я везучий. Дедушка на радостях не закрывал рта, глаза его увлажнялись, и он все повторял, шамкая:

— Спасибо председателю Мао, спасибо коммунистической партии!

Вечером дедушка запер ворота, зажег курительную палочку и воткнул ее в меру с рисом, стоявшую на столике у западной стены. На стене была полочка. Когда-то там были изображения богов, а теперь полочка превратилась в «драгоценную подставку»: на ней был укреплен портрет председателя Мао. Вообще-то дедушка был неверующий, благовония он зажег для того, чтобы выразить благодарность (подобно тому, как грамотные читают цитатник). Дедушка в своей жизни много горя хлебнул, он любил председателя Мао, любил коммунистическую партию. Он твердо верил, что все хорошее и радостное случается благодаря председателю Мао и коммунистической партии, а все плохое и горестное — это от несчастливой судьбы. Двадцать лет назад, в пору земельной реформы, с дедушкой приключилась одна смешная история. Он как-то пришел в городе на рынок покупать портрет председателя Мао. Купил и не уходит, смотрит по сторонам. Продавец спросил его, чего он еще хочет, а дедушка говорит, что хочет купить еще и портрет коммунистической партии. Продавец стал ему терпеливо объяснять: «Уважаемый, коммунистическая партия — это организация, а не человек, откуда же возьмется ее портрет?» А дедушка решительно стоит на своем: «Ты меня не обхитришь, если она не человек, то что ж я тогда желаю ей долгих лет?»[19] Продавец так и не нашелся что ответить. А дедушка не отступает, требует, чтобы ему продали портрет коммунистической партии, и все тут. Сел перед прилавком и ни в какую не уходит; на шум народ сбежался. В конце концов пришел местный начальник и так и эдак дедушке объяснял, еле-еле уговорил его идти домой. Это случилось давно, говорят, тогдашний уездный секретарь упомянул про этот случай в своем докладе, когда говорил о том, как любят коммунистическую партию крестьяне нового Китая. Никто над дедушкой не смеялся, наоборот — все были тронуты его простодушием.

Дедушка воткнул курительную палочку, поманил меня рукой. Я, конечно, понял, чего он хотел, подошел к стене и почтительно отвесил поклон портрету председателя Мао.

— Когда тебе ехать в провинциальный центр? Сказано о том в той бумаге или нет? — спросил меня дедушка.

— Сказано, прибыть двадцать пятого числа — стало быть, девятого числа по старому календарю.

— Второе, третье, четвертое… — Дедушка считал, загибая пальцы. — Н-да, у тебя только семь дней. И как же ты будешь добираться?

— Надо ехать на машине, а потом поездом.