Современная китайская проза - [45]

Подошел я к дедушке и недоверчиво спросил его:

— Дедушка, должен ли я посадить тыквы?

Дедушка кивнул, вынул из-за пазухи тряпицу с семенами, осторожно развернул ее: «Вот хорошие семена». Он откашлялся и сказал: «Гляди в оба, запоминай! В семенах главное не размеры, а форма. Те, что спереди острые, а сзади кругленькие, хороши и годятся. А еще надо, чтобы чуть-чуть отливали желтизной и тут вот было два уступчика, а самое лучшее — три… Понял?»

Я внимательно посмотрел на семена: вроде все друг на друга похожи, не углядишь, какое между ними различие. Но я ответил:

— Дедушка, я понял.

Дедушка погладил бородку, оглянулся вокруг и тихо сказал:

— Это секрет, смотри не говори никому, понял?

— Понял, — ответил я, потупившись.

— Дед уже старый, скоро уж в землю желтую возвращаться пора. А ты стал совсем взрослый, того гляди, семьей обзаведешься, пойдут дети. Ты должен научиться сажать тыквы, из года в год сажай их. Понял, что дедушка тебе говорит?

— Дедушка, я понял.

— Ну хорошо… все можно простить, но как это я в тот голодный год сам не посадил тыквы?! Виноват я перед твоим отцом и матерью, и перед бабушкой виноват…

— Дедушка, не говори так.

— Ну, молчу, молчу… — Дедушка потер глаза, развел руками. — Иди-ка вскопай грядки, как вскопаешь, позови меня.

Я взял мотыгу и пошел узкой деревенской улочкой на пустынную дамбу. После долгого дождя выглянуло солнце, и горы перед моим взором были видны четко-четко; трава на лугу уже зазеленела. Почки на тополях у берега Сяошуй еще не распустились, и тонкие ветви деревьев отчетливо выделялись на чистом небосклоне, словно они были нарисованы карандашом. Курчавые светлые облака застыли над вершинами, подобно букету белых цветов. Пара жаворонков где-то в небесной вышине пела свои чистые, словно звуки свирели, песни. На дороге были дождевые лужи, под жаркими лучами солнца поднимались испарения, пахло навозом и перегноем. Это все был пейзаж моей родины, ее звуки, запахи. И все это было мило мне, но ко всему этому я привык, и никаких особенных чувств это не вызывало. Я пришел к дамбе, энергично поплевал на ладони, нагнулся и стал копать. Копаю и думаю про себя: дедушка ничего не пожалел, все сделал, чтобы я смог закончить школу. Заботился о моем образовании, лелеял меня, как крестьянин свое поле. У дедушки расчет такой: «Одно семя обронишь в землю — десять тысяч семян воротятся в амбар». Ну а мне учеба прямо-таки открыла глаза. Великое множество надежд, словно туман весенних дней, поднялось в моей душе. Я стал часто приходить на берег реки Сяошуй, жадно смотреть вдаль и думать о величии океана и его чудесах. Хотелось мне попробовать морской воды и узнать, вправду ли она соленая. Часто смотрел я и на горы, мечтал о раскинувшемся за ними огромном мире. Из учебников я узнал принципы механики, понял, почему ездит автомобиль. Конечно, автомобиль я видел, а вот покататься на нем не довелось. И никак я не мог представить себе, каково же ощущение от езды в машине. Ну а поезда я вообще не видал. Что это такое, железная дорога? На картинках и в кино я, конечно, видел: это две тонкие нитки, а под ними, странное дело, лежат поперек широкие доски! Я стал об этом расспрашивать нашего учителя, тот улыбнулся и сказал: «Учись хорошенько, и ты обязательно прокатишься по железной дороге». Я учился прилежно и все время ждал такого дня, слова учителя не выходили у меня из головы, был в числе лучших учеников, но желанный день так и не настал. Вскоре после того, как началась «культурная революция», школа в коммуне закрылась, учитель уехал, и парты опустели. Я вернулся в деревню, взял оставшиеся от отца инструменты и стал работать в производственной бригаде. Шли зимы и весны, и так минуло четыре года. Работы я не боялся, ведь во мне текла крестьянская кровь. Но весной, когда все вокруг оживало, у меня в груди часто поднималось волнение, на душе становилось неспокойно.

А теперь вот дедушка послал меня сажать тыквы, еще поведал свои секреты, попросив хранить их, — видно, судьба моя будет связана с тыквами. Представил я, как прожил свою жизнь дед, как умерла бабушка, припомнил всю историю нашей семьи — тыквы всегда занимали большое место в жизни каждого ее поколения. Так, видно, и дальше будет. И стало мне от этого тоскливо.

Я разрыхлил две грядки, разогнул спину и отдыхал. Передо мной был пруд с распустившимися кувшинками. Остроконечные листья мягко покачивались, так как толстобрюхие карпы время от времени высовывались из воды, щипали цветы и подталкивали листья. На противоположном берегу девочка лет пяти-шести ловила бабочек. На ней была красная кофточка и синие штаны. Судя по ее наряду, она была не деревенская. Наверное, приехала к кому-нибудь в гости. Я посмотрел вокруг, опустил голову и опять стал рыхлить землю. Едва я копнул пару раз, как вдруг услыхал всплеск: «Плюх!» Гляжу, а та девочка, которая ловила бабочек, упала в пруд и даже не кричит. Видно только, как ее красная кофточка пузырем плавает в воде. Я не долго думая скинул одежду и бросился в воду; разгребая кувшинки, подплыл к девчушке и крепко схватил ее. Пруд был неглубокий, воды в нем было по грудь, и я без труда вынес девочку на берег. Девочка громко заплакала, и на крик сбежалась вся деревня.