Современная китайская проза - [35]

Пань торопливо зашагал на завод, успев еще кое-что услышать из их разговора.

— …во всяком случае, нужно повышать бдительность. Классовым врагам не видать манго как своих ушей. Они, само собой, замышляют диверсии!

— Сестрица Ма, я никогда не видела манго. Какое оно из себя? — допытывалась тетушка Пань.

— Говорят, очень вкусное — слаще всех фруктов! Да разве стали бы наши зарубежные друзья преподносить его в дар, не будь оно таким сладким!..

Подходя к заводским воротам, Пань увидел, что все уже в сборе и в руке у каждого бумажный флажок. Первым делом он забежал в малую столовую — передать пампушки директору У. Еще на пороге он услыхал, как Сунь, начальник охраны, наставляет «вредные элементы и прочую нечисть».

Этот Сунь только-только выбился в кадровые работники и потому исполнял свои обязанности с особым рвением.

— Эй вы, такие-разэтакие!.. А ну, встать всем мордами к стенке! — скомандовал он «черной банде». — Сказано вам: революционные массы вышли сегодня на улицу по важному делу. И чтобы мне никакой тут брехни, никаких безобразий!..

Здесь-то в столовую и вошел Пань Чаоэнь.

— Начальник отдела, — обратился он к Суню. — Тут старине У из дому пампушки прислали…

— Клади сюда! — буркнул Сунь и проворчал еще что-то, чего старый Пань не расслышал.

Раздался треск хлопушек, встречающие манго выстроились в колонны у заводских ворот. Пань Чаоэнь хотел было протиснуться в строй, но его окликнул один из предводителей цзаофаней.

— Флажок, флажок возьми! — закричал он, указывая на цветочную клумбу, рядом с которой лежали флажки.

Пань опрометью бросился туда, схватил бумажный флажок и встал в строй.

На улицах гремели гонги и барабаны, дружно трещали хлопушки, колонны встречающих манго одна за другой выплескивались из улиц и переулков и непрерывным потоком устремлялись к вокзалу. Примерно на расстоянии одного ли от железнодорожной станции движение колонн застопорилось, привокзальная площадь превратилась в море из десятков тысяч притиснутых одна к другой голов, в лес вздымающихся знамен и флагов.

Глядя на колонны рабочих, учащихся и кадровых работников, Пань вместе с радостным возбуждением испытывал и некоторую растерянность. К чувству восторга примешивалась грусть. Он подумал: «И почему это манго ценится так дорого — будто оно не на дереве выросло и созрело? Или, может, с неба упало?..» Мысль о небесах заставила старого Паня вспомнить про Пекин. «Да, так и есть! Ведь манго-то прислали из Пекина!» — подумалось ему… И он вспомнил старый рассказ своего отца: в каком-то давнем году народ собрался встретить Сына Неба, императора, который, как известно, отбыл из Пекина в поездку по стране. Всюду расставили курильницы с благовонными свечами, столы с дарами и яствами. Три дня и три ночи простоял народ на коленях, выстроившись по обочинам дороги. И лишь потом только стало известно, что государь, сопровождая вдовствующую императрицу, совершил прогулку в Лунмэнь, а оттуда проследовал прямо в Сиань, минуя дорогу, вдоль которой тысячи простолюдинов напрасно ждали его, захлебываясь от слез и рыданий. Сколько тогда пришлось елозить на брюхе, бить земные поклоны, даже кровь проливать, обращаясь с мольбами к губернатору, окружному начальнику да к доброй полусотне чиновников рангом пониже, пока наконец монарх и вдовствующая императрица не соизволили милостиво разрешить одному из евнухов проехаться по этой дороге с желтым императорским одеянием, которое несли на бамбуковой палке. Так его величество проявил «безграничную монаршью милость» к простому люду. Рассказывали, будто повсюду, где проносили желтый наряд государя, простолюдины, обливаясь горючими слезами, истошно вопили: «Десять тысяч лет!» А одного пастуха из деревни — тот не склонился в поклоне и украдкой взглянул на желтое одеяние — стражник огрел палкой, да так, что пробил ему голову…

Тут из установленных на улице зычных громкоговорителей раздался величавый, строгий голос:

— Внимание, товарищи, внимание! Торжественная церемония встречи манго объявляется открытой!..

С новой силой затрещали хлопушки, загремели гонги и барабаны. Затем На миг воцарилась тишина — и военный оркестр заиграл песню «Алеет восток»[11].

Старый Пань находился далеко от вокзала и при всем желании не мог увидеть, как манго сняли с поезда. Он лишь по радио мог выслушать сначала речь руководителя городского ревкома, затем — представителя рабочей агитбригады. Но второе выступление явно не получилось столь же возвышенным и взволнованным, как речь руководителя ревкома. Представитель рабочей агитбригады ограничился тем, что зачитал несколько изречений и так при этом растрогался, что зарыдал в голос. А чуть погодя прокричал во всю мочь: «Десять тысяч лет! Десять тысяч раз по десять тысяч лет!»

На какой-то миг перед подъездом вокзала произошла заминка. Но вот красные знамена выстроились полукругом, пришли в движение две колонны по бокам — и автомашина с манго двинулась в путь. Росту старый Пань был небольшого, он отыскал обломок кирпича и встал на него, чтобы хоть что-нибудь увидеть.

Впереди шествовал сверкающий медными трубами оркестр, исполнявший одну из «Цитат»