Современная ирландская новелла - [68]

Ну а если тут все ясно, что ж тогда еще? Я так мыслю, ум у него неосновательный и в словах глубины нет. В жизнь не вдумывается — поверху скользит: и не то чтобы по сливкам скользил, нет, по снятому молоку. Вроде бы целыми часами на небо смотрит, на звезды, на луну, на солнце, холмы разглядывает, траву зеленую и вереск, но, я так мыслю, видит он их только по отдельности. А что все они — одно, для чего они и зачем, того он понять не может; где ж ему тогда понять, зачем люди живут — пусть хоть люди маленькие, вроде нас? А на маленьких людях мир стоит; так что общность ихняя, и стремления, и мечты — это и придает смысл всему сущему. Вы меня понимаете? Вот они, маленькие люди, и говорят ему: возьми зеркало, поднеси его к нам и покажи, какая она есть, наша жизнь; взять‑то он зеркало взял, но показывает только себя самого — обличье свое и понятия.

Может, я кругом неправ, но вот так я на это дело смотрю.

И потом — никому не дозволено обижать людей, так я мыслю. Само собой, все мы знали про Джули и про Сару с Моряком. И так давно уже все это дело тянется, мы вроде бы про него и забыли. Да и никто бы об этом словом не обмолвился, даже во сне — ну, вы меня понимаете. История несообразная, но ведь и горестная тоже. И так долго она тянулась — уже и поделать никто ничего не мог, а потом стало поздно.

Но вот из‑за чего во мне все переворачивается: это надо же, знать все про Джули, а в пьесе показать, будто ее отец — лавочник. Вот это уже никуда. Славный денек — он тоже человек. Ну еодились за ним в молодости грешки, так ведь когда это было, а здесь, видите, до чего ловко все повернуто. Где ж ему теперь доказать, что он тут чист, если за ним раньше были провинности? Вот видите. Чего ж удивляться, если он так разбушевался, хоть и узнал обо всем с чужих слов?

Я так мыслю — нехорошо это, людей вот этак разделывать ради того, чтобы немножко посмешить публику. Ясное дело, никто бы сроду не понял, что у него все перемешано: кое‑что от живых людей взято, кое‑что выдумано; одни только эти люди и поняли бы, так что лучше бы Славному деньку промолчать. Даже и те, с островов, так бы не взбеленились, но ведь в тот день была ярмарка, и выпили они, а тут еще Славный денек вроде бы соли им на раны насыпал. Зря они так разошлись вообще‑то. Не затей они драки, все бы само улеглось, а через месяц — другой и думать бы об этом забыли.

Даже и сразу бы позабыли, не окажись тут у нас проездом один малый из газеты, — он взял да и накатал статью. Верно, статья вышла занятная, а тут как раз объявился Майкл — второй и устроил целую драму. По правде говоря, реклама ему очень даже не повредила — этакий великомученик, изобиженный и отвергнутый своими земляками.

Слушайте, да он этим до конца дней может кормиться.

Почему ж я за него в драку полез, если его недолюбливаю?

Вопрос не из легких.

Дайте‑ка поразмыслить.

Ну что ж, думаю — потому, что он нам свой, а когда начинается схватка, тут решай, на чьей ты стороне. Сами‑то мы не прочь его отлупить, но чтоб его чужаки отлупили — черта с два. Вот вроде бы так, а?

Вообще‑то все дело яйца выеденного не стоит — если б только не Джули да Сара. Джули такая замечательная девушка. А что она пережила! Ведь это все равно как если б в нее нож всадили. И Сара — ни дать ни взять мышка, на которую вдруг яркий свет навели. И Моряк, бедняга, молчун этот. Ну, вы меня понимаете. Вот Славному деньку — тому что, он свою выгоду всегда найдет. Еще, пожалуй, и зазывной плакатик вывесит: «Заходите к нам в трактир — выпить у злодея из пьесы». А? Ну вы меня понимаете. Такие — они в накладе не останутся, а люди маленькие — вот кому достаются все колотушки.

Да — да, сходите, повидайте Джули. Ну, хотя бы просто для того, чтоб увидеть ее, поговорить с ней. Я что хочу сказать — даже не по этому делу, а просто чтобы увидеть славную девушку, такую славную, каких на свете мало.

МИСТЕР КЁЛАН МАЭНИ

М — М?

А — а.

А! Да. Я. Чинарика нет?

Чего? А, вон чего. Ага. М — м? Пьесу. Какую пьесу? A — а, ту пьесу. Ага. Вожу — чего? A — а. Ага. Вожу такси? А это чего? Не — е, грузовик.

A — а, ну да, ездил я з город. Ребята поезд упустили. Говорят — Кёлан, подбрось. Топать‑то далеко, м — м?

Чего случилось? Да встретил этого вашего Майкла-второго. Потеха. Идем, говорит, есть для тебя место. Ну, парень, во смех! Там — шикарные все. Не, сроду пьес не смотрел. Только эту. Свет гаснет. Штуковина эта, занавес — вверх. И кого же, думаете, я вижу, а? Смех! Мать честная, это ж Славный денек! Я говорю. Громко так. Люди говорят — ш — ш. Смех. Все — все — ш — ш. Ну, потеха! Прямо как дома, понимаете.

Я ж их знаю, говорю я тому парню. Кончай меня под ребра тыкать, говорит тот парень, не то дождешься у меня, сейчас выведут. Так и сказал. Во душевный народ, а?

Смотрю дальше. Ржу — не могу. Во всю глотку. Ну просто лопнуть. Вон они там, все как взаправду — и говорят точно так, и все. Я как заору, потом еще. Потеха же. Подходит дамочка, тощая такая: «Позвольте вас вывести». Позволяю. Посмотрел, будет.

Еду обратно, встречаю этих, с островов, рассказываю им. Вы теперь знаменитые, говорю. Майкл — второй вас в пьесу вставил. Бараны вы с Арана, ага, говорю. Подождите, сами увидите. Приезжаю домой — и к Славному деньку, рассказываю, как его в пьесе вывели. То же самое — Джули, и Саре, и Турлоку. Во, смех, говорю, животы надорвете, говорю. И рассказываю все — все. Тогда еще, кроме меня, — никто, понимаете.