Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [41]

В голубом небе появилась маленькая точка и стала постепенно увеличиваться. И вот она уже превратилась в огромную птицу, прилетевшую из далекого Вьетнама. В ее железном брюхе сидели люди — семь лет назад они решили искать счастья в чужой стране. Теперь они возвращались на родину, изувеченные войной. В их памяти — ужасы войны. На губах у них — сожаления и проклятия…

Медленно, с ревом протащилась птица по бетонной полосе аэродрома — целого города, принадлежавшего военно-воздушным силам Соединенных Штатов Америки. Маленького, красивого, новенького города белых людей, окруженных грязью и вонью грешного города коричневых людей…

Лишь двоим разрешили пройти за ограждение. Мама взяла меня. Мы стояли под палящими лучами солнца. Мамины руки лежали на моих плечах.

Самолет остановился. Коричневые руки подвели к его дверце железную лестницу. Дверца раскрылась — и я вдруг ощутил тяжесть маминых рук на своих плечах…

Они выходили по одному. Черный. Белый. Коричневый. В военной форме. В штатском. С повязкой на голове. С рукой на перевязи. На костылях. И каждый раз мама все сильнее сдавливала мои плечи…

Наконец появился папа. Его левая рука висит на какой-то железке. Левая нога в гипсе. Его глаза ищут нас в толпе. Мама машет ему рукой. Потом срывается с места и бежит навстречу, чтобы скорее прижать к себе родное лицо, пролить слезы на родную грудь…

Я не слышал, о чем говорили при встрече мама и папа. Я понял только, что Вьетнам дорого обошелся папе.

Андрес Кристобаль Крус

РИС

Перевод В. Макаренко

— И рису, пожалуйста, ладно? — осторожно напомнила тетушка Флора мужу, уже собравшемуся уходить. — Если, конечно, сможешь, — прибавила она.

Он на миг остановился и оглянулся, как-то странно взглянув на нее. Потом прикрыл глаза, будто собирался что-то сказать, и Флора даже подумала, что он возвратится с порога. Но она знала — никогда не поймешь, что ему может прийти на ум. Выйдя на тенистую улочку, он снова застыл на мгновение, прикрыв веки; потом, словно решившись на что-то, глубоко вздохнул тощей грудью и быстро зашагал по дороге. И Флора услыхала, как загремела порожняя консервная банка, которую он, верно, пнул в сердцах. Огласившее окрестности эхо вернуло ее к действительности, напомнив, что пора убирать со стола и одевать детей, что сегодня так нужно хотя бы немного риса. Рис. Она только и думала о нем, занимаясь хозяйством и возясь с детьми. Рису сегодня, хотя бы сегодня, а семья их нуждается каждый божий день. Им так много нужно. Их шестеро: она с мужем да четверо ребят. Двое, слава богу, уже учатся. А за младшим глаз да глаз, потому что он целые дни напролет пропадает у сточной канавы (по правде сказать, в жару это здесь самое прохладное и приятное место). Тетушка Флора принялась за домашнюю работу. Дом их — лачуга, состоящая из одной довольно просторной комнаты, выходящей прямо на затененную деревьями мощеную улочку. Еще надо сходить забрать белье постирать. Это тоже ее работа.

Она начала брать белье в стирку с тех пор, как ее мужа прогнал со своей фабрички один китаец из Бинондо[21]. Он отказал ему от места из-за больных легких.

«Как же теперь быть?» — спросил ее однажды вечером муж после очередной неудачной попытки устроиться на работу. «Теперь я стану стирать старику Чоленгу и миссис Гарсия», — ответила тогда она ему. «А они тебя спросили, почему? Почему ты будешь теперь стирать?» — «Нет. А почему меня должны об этом спрашивать? Разве я и раньше иногда не стирала людям? Что тут такого?» — «Но ты ведь бросила это дело…» — «Была у тебя работа, вот и бросила, а теперь…» — «Да, это верно. Вот ведь как бывает в этой жизни, в самом деле. Тогда у меня было столько друзей. Ингго, может, нам с тобой сходить куда-нибудь? — спрашивал один. И я шел. И все знал. Ингго, ты вперед проходи, пожалуйста, — говорил другой. И я соглашался. А теперь посмотри!.. Если у тебя нет приличной работы, у тебя не станет и друзей. А вчера вечером…» — «Не надо. Не надо думать об этом…» — «Наверное, в самом деле нужно умереть, чтобы тебя заметили». — «Бог милостив… Не оставит нас». — «Жизнь — это борьба, это азартная игра». — «Бог милостив…» — «С завтрашнего дня я решил…» — «Что?..»

И вот сейчас Флора подумала вдруг — что же он хотел сказать ей тогда? И что делать ей самой? Ее муж не совершит ничего дурного. Он говорил ей как-то: «Бог милостив, Флора. Не нужно только нам противиться его велениям».

Пока она убиралась, разные мысли лезли ей в голову. Ее отвлекла от этих размышлений Арлен, носившая на руках маленького братика.

— Мам, я вся вспотела.

— Ладно, давай, — ответила Флора и взяла Малыша. Она дала ему молочной смеси и уложила на маленькую циновку, которую Арлен расстелила на полу.

— Ма-ам, ты уже уходишь? — спросила Арлен.

— Да, но я скоро вернусь.

— А хлебушка, мам?

— Так ведь ты только что позавтракала! И уже проголодалась? — удивилась тетушка Флора, глядя на Арлен, которая прилегла рядом с братиком. — Потерпи немного, и я принесу хлеба, моя девочка. Ты только получше присматривай за братцем.

Сначала она забежала к соседке Лоленг.

— Присмотри, пожалуйста, за моими ребятами, — попросила она ее. — Я сбегаю забрать белье в стирку и тут же назад.