Современная чехословацкая повесть. 70-е годы - [61]

Бальцар еще раз улыбнулся и вышел. Я собрал вещи, глотнул на дорожку сливовицы и поспешил за ним. На небе сверкали звезды! Я расправил плечи и двинулся к машинам. Маячки крутились, разбрасывая по кругу оранжевые вспышки, гулкими басами ревели моторы.

Тронулись. Два струга и фреза разгребали снег; выворачивая по дороге сотни ориентировочных шестов, они богатырским натиском сдвигали в кюветы снежные массы. С упрямой яростью люди стремились вперед; мы приближались к перекрестку.

Высоко вдали светилось несколько огоньков. Туда-то мы и должны добраться. Жаркое сострадание гнало нас вперед. В нескольких сотнях метров выше перекрестка мы выволокли из снега перегородивший нам путь беспомощный «сталинец». Вместе со снегом с корнями выдирались хрупкие от мороза кусты терновника, ломались, как хворост.

Дорога в гору, чуть ли не под облака, была полита соленым потом. По обе стороны ее оставались за нами поваленные шесты, какие-то балки, деревянные перила мостика, совершенно исчезнувшего под снегом.

Личка ехал в тесной кабинке фрезы, вместе с Зедником. Едва обогревшись, он снова и снова выскакивал, продирался впереди фрезы, отыскивая вешки. Он еле ноги таскал. Зедник потом рассказывал, что парень был просто не в своем уме. Он чуть не по уши увязал в снегу, разгребал его руками, нащупывая вешку, чтоб Зедник не сбился с дороги, плакал от ярости, и слезы его падали в смог. Илона временами помогала ему. Она трепетала за незнакомую, в родовых муках женщину.

Мы пыхтели следом. Врезались в проход, проделанный Зедниковой фрезой, и видели бесчисленные следы Личковых ног.

От Сосновой навстречу нам тоже расчищали дорогу. Встретившись с ними, мы тотчас развернули машины. Черная от шлака извилистая лента дороги сползала с горы.

Съезжали мы с величайшей осторожностью. На перекрестке колонна разделилась; Илона сопровождала жену Лички, которую уложили на сиденье в кабине. И вот машина Бальцара с роженицей отделилась от нас, Достал посигналил. Бальцар ответил тем же.

Я стоял на размякшей дороге. Бальцарова «татра» становилась все меньше и меньше, удаляясь. Там где-то лежал Брод, а еще дальше в рассветных сумерках — Дроздов. Я повернулся и поспешил к людям, к машинам. Со всех ног побежал. Люди нуждались во мне, а я так хотел быть с ними! Ноги мои скользили, я ругался, высматривая впереди красные огоньки.

Зедник — отличный мужик. Достал и Анка — чудесные ребята. И те, кто отыскивает в снегу вешки, — парни что надо. И те, кто разбрасывает шлак с грузовиков, — самые замечательные люди из всех, кого я знаю. Хорошо мне было, я чувствовал себя отлично.

11

Наша «битва века» увенчалась успехом. Люди, присланные председателем, раскопали увал до половины, остальное довершил Зедник. По плоской возвышенности мы промчались быстрее северного ветра. Оставили справа телебашню с красным огоньком на верхушке, сопротивлявшуюся последним судорогам бурана. По радио обещали оттепель.

Мы остановились на горе над Рудной, дожидаясь, пока подойдут все машины. Хотелось въехать в город всем вместе. Бальцар что-то крикнул, взмахнул платком — и «татры» взревели гудками. Эхо возвращало нам этот рев, а тем временем на улицы городка высыпали жители, замахали, встречая нас. И тут я сник. Обадал сидел рядом со мной, потирая руки. Бог знает, чего он ждал от нашего появления в Рудной.

«Татры» опустили струги и соскребли снег с последнего участка дороги. Вступление в город получилось внушительным. Мы взяли город. Покоренный, он лежал у наших ног.

И никто нас ни в чем не упрекал. Самое приятное чувство владело мной оттого, что нам в упрек не было сказано ни единого слова.

«Татра» Бальцара и Илоны догнала нашу колонну. Теперь все были в сборе. Связанные незримыми узами, мы ощущали силу единения.

А Достал — хват! Не успел я ему помешать, как он уже обошел Зедника и уверенно, нахально двинулся к городу первым. Впрочем, проехал он недалеко: у щита с названием города совесть все-таки шевельнулась в нем и он пропустил Зедника вперед. Пстругова, напарница Достала, прямо бесилась, до того ей хотелось первой вступить в город! Но Достал отвел машину к обочине и остановился. А Зедник, объехав его, поставил фрезу так, что тот не мог тронуться с места. После этого он выскочил из кабины и кинулся к Досталу.

— Только попробуй въехать в Рудную вперед меня — зубы выбью! — крикнул Зедник.

Пстругова подговаривала Достала ехать, тот и рад бы, да фреза дорогу загораживает…

Час спустя мы развернулись на площади в Рудной.

Откуда-то появился духовой оркестр, наяривая так, что с проводов сыпался иней. Сбежался народ, скоро вокруг нас было не протолкнуться. Небо чуть прояснилось, совсем чуть-чуть. Падали редкие хлопья. Приятно смотреть, как там и сям летит к земле одинокая запоздалая снежинка, которая уже никому не может помешать.

Еще четыре года назад рудненская площадь имела такой же старинный облик, как и весь городок. Но потом половину домов на ней снесли — все равно того и гляди рухнут от ветхости — и возвели на их месте современные жилые корпуса с магазинами в первых этажах. Из окон этих домов теперь высовывались люди, словно на площади какие-нибудь международные состязания или праздничное шествие. И с балконов махали нам, хотя для этого пришлось сперва сбросить с них снег.