Современная американская повесть - [16]

— Сели на качели, мигом полетели, — запел Уилл. И тут-то Нелли наконец с огромнейшим достоинством остановилась.

Через пять минут повозку догнал запыхавшийся Джим. Какой-то фермер перестал пахать и приблизился к изгороди.

— Купил бы ты мула, я тебе советую. Мулы и то не такие упрямые.

— А она и есть мул. Замаскированный.

Джим забрался на козлы. Но Нелли снова не желала двигаться. Лениво пощипывала травку возле своих ног.

— Знаешь, есть такой станинный способ: привяжи к палке пучок травы, держи у нее перед мордой и поехали, — снова подал голос фермер. — Сработает, вот увидишь.

Сработало и в самом деле. Повозка дернулась, и Джим, одной ногой стоявший на приступке, едва успел вспрыгнуть на место. Нелли, перед носом у которой заманчиво покачивалась еда, рвалась вперед. Она бежала целых два часа, а Джим на поворотах дергал вожжи, и повозка отчаянно кренилась. Мэйзи стояла, вцепившись руками в сиденье, и визжала от восторга. Тело ее обвевал ветер, и она чувствовала себя такой свободной; это ощущение свободы, радости пронизывало ее до корней волос. Анна раскачивалась на сиденье взад и вперед, крепко придерживала малыша одной рукой, другой рукой — шляпу и тоже смеялась. Ее смешила Нелли, которая мчалась как безумная вскачь, тряся широким крупом, отчаянно раскачивающаяся повозка, поющий смех колес. Смеялось и небо, которое готовилось просыпать на них из своих глубин нечто более необычное, нежели угольная пыль.

Небо приобретало свинцовый оттенок. По прерии задвигались огромные тени, а небосвод заволокло серыми тучами, которые отсвечивали снизу тусклым серебром. Кружась вихрем, с севера налетел холодный ветер. Нелли, упрямо наклонив голову, брела ему наперерез. Джим остановил повозку, поднял тент и велел детям поскорей надеть пальто.

Длинная рука ветра заметалась под пылью, и повсюду заплясали пылевые смерчи. Протяжно вздохнула трава. Мэйзи выставила навстречу ветру лицо — ее тянуло выпрыгнуть из повозки, побежать наперегонки с ветром. Анна чему-то смеялась.

Холодный язычок лизнул их щеки — снег. Джим крикнул, обернувшись:

— Мэйзи, накрой всех одеялами, а одно кинь мне сюда. Ты бы перебралась назад, к детям, Анна, — но Анна была уже там, прикрывала их одеялами, успокаивала.

Мэйзи проползла в переднюю часть повозки. Теперь уже совсем не было видно неба. Когда она подняла голову, снежники, словно гвоздики, вонзились ей в лицо. Отца она видела как в тумане — лицо будто у пьяного, густые темные волосы откинуты назад, голубые глаза сверкают. Снег повалил гуще. Под порывами ветра он мотался, словно юбка во время пляски. Дорогу трудно было разглядеть. Они сбились бы с пути, если бы не изгороди. И нигде ни единого домика. Но Мэйзи не тревожилась, она бы хоть всю жизнь пробиралась вот так на ощупь в кипящем белыми водоворотами мире. Повозка вдруг завязла. Нелли мужественно старалась ее вытащить, но ничего не получалось. Джим слез с козел. Задние колеса глубоко увязли в запорошенной снегом луже с талон водой.

— Что случилось? — донесся до него, словно издали, голос Анны.

— Завязли! — гаркнул он в ответ: его бесило, что, как бы громко они ни орали, их голоса звучали тоненьким ребячьим писком. Низко пригнув голову, Джим двинулся к передку повозки. Ветер дул с той стороны, швырял в лицо ему снег. — Я быстро управлюсь.

Мэйзи неуклюже поползла вслед за отцом и увидела, как он лег на снег и подпер колесо плечом. Все его тело напряглось, колесо дернулось. Он снова надавил на него плечом, и оно приподнялось. Джим держал на себе всю повозку и не знал, что делать дальше. Изогнувшись, он осторожно подался вправо, затем выбрался ползком из-под повозки. Дышал он хрипло, прерывисто. Пошарил по обочине дороги руками, нашел камень и пододвинул его к другому колесу.

— Подкати его под колесо, когда я снова приподниму повозку, — распорядился он.

Снова с неимоверным усилием приподнял колесо. Мэйзи покатила камень промерзшими руками, и ей казалось, это длится вечность. Вся дрожа, подсунула она его под колесо.

Через час они въехали в небольшой городок, притулившийся в низине. Они нашли пристанище в одноэтажном «отеле», принадлежавшем толстяку шведу и его долговязой костлявой жене. Шведка приласкала ребятишек, жарко растопила печь, растерла всем им руки, согрела воду, чтобы попарили ноги в тазу, потолковала с Анной о разных средствах против простуды и рассказала, как прекрасен сельский край, в который они направляются.

Мэйзи, вздрагивая, зажмурив глаза, сидела перед огнем и вспоминала холодный, резкий ветер и оставшийся далеко позади террикон.

Прошла ночь, и в окна заглянул тусклый, грязноватый свет. Джим посмотрел на белевший повсюду снег и покачал головой. Нельзя ехать. В полдень бледно улыбнулось солнце, снег начал таять, и всю ночь звенела капель. Настало утро, и они увидели грязную, но уже не покрытую снегом дорогу. Бен плакал, расставаясь с сухопарой шведкой.

Через два дня, когда все вокруг снова лучезарно засверкало, дорога привела их на небольшую возвышенность. Они взглянули вниз, и перед ними открылся необозримый простор. Далеко, далеко на восток уходили холмы, ближние — тускло-коричневые, муть отливающие нежной зеленью, дальние шли друг за другом и таяли мало-помалу в голубой дымке: в туманной мгле, на фоне весеннего неба, смутно вырисовывались их расплывчатые очертания.