Современная африканская новелла - [139]

Он вспомнил о своем отце и подумал, что он теперь скажет ему? Какую цитату тот приведет в оправдание, когда будет вынужден записать еще одну скорбную дату на титульном листе своей Библии?

Он подумал о своей матери, на которую каждое несчастье в семье ложилось тяжелым бременем и которая несла его с бесконечным терпением. Он вспомнил о маленьких детях Эйба. Потом мысли его снова вернулись к Эйбу Лоттеру: он был так еще молод, что при всех своих недостатках не заслуживал смерти.

Утренние газеты поместили отчет о разразившейся на Митченерской шахте катастрофе под большими заголовками.

Газеты также опубликовали интервью с одним из тех, кому удалось спастись. По словам этого человека, вначале в забое послышался треск и какой-то грохот, а затем погас свет. Оказавшись неподалеку от выхода, он тут же бросился бежать. В штреке была тьма от стоявшей столбом пыли. Он бежал, и другие бежали за ним. У него осталось такое впечатление, что ни Эйба Лоттера, ни людей из его бригады поблизости не было. Были слышны крики. Ему еще показалось, что это кричит Лоттер, сзывая своих людей. Да, он уверен, что это кричал Лоттер мальчикам из своей бригады, он еще орал на цветного Джонкера — поторопиться.

Потом раздался новый треск и грохот и по шахте пронеслась волна, взрывная волна. Он продолжал бежать, и когда достиг безопасного места, то оказалось, что ни Лоттера, ни его людей не было. Вот и все, что ему известно.

Вот и все, что было известно о том, каким образом Эйб Лоттер был засыпан во время обвала.

Газета поместила также полный отчет о ходе спасательных работ. Спасательные партии, прибывшие из других шахт, работали всю ночь. Они продолжали работать, но все еще не могли сказать, когда доберутся до заваленных людей. В любом случае было мало шансов, что их найдут живыми. Таково, во всяком случае, было мнение администрации.

Только глубокой ночью миссис Лоттер смогли уговорить вернуться домой, заверив, что мужа ее наверняка к утру поднимут наверх и ей тотчас же сообщат об этом. Но и наутро никаких новостей, кроме напечатанных накануне в газете, из шахты не поступило. Миссис Лоттер лежала в кровати с развернутой газетой. Вокруг нее столпились соседи. Она утешала себя тем, что показывала им имя Эйба, напечатанное крупным шрифтом, и вновь и вновь читала о нем.

— …Ибо вы — мои друзья, и вы знаете, каким хорошим человеком был Эйб, как он не хотел работать на шахтах и никогда бы не пошел туда, если бы…

Все тут же решили, что пора рассказать обо всем старику. Сутки печальную весть скрывали от него. Больше нельзя было скрывать. Об этом уже говорили на улице. Дэвид настоял, чтобы тому рассказали все сразу, и, естественно, рассказать должна бабушка. Кто еще может заговорить с ним об этом?

Старик Лоттер сидел на своем обычном месте у окна, видимо, удивляясь той тишине, что царила этим утром в доме, не в силах понять, чем она ему не нравится. Бабушка поднялась к нему и обняла его. За ней один за другим поднялись миссис Джейк, правившая со вчерашнего дня в доме, Дэвид и соседи.

— Выслушай меня, старый… родной мой… мне надо кое-что сказать тебе… сердце мое…

Он взглянул на нее:

— В чем дело?

— Выслушай меня, старик. На руднике произошла авария, и Эйб, ох! Эйб! Эйб!.. Шахта Эйба… — И больше ничего не смогла сказать, по-видимому, встревоженная выражением его лица больше, чем страшными новостями. Да и вряд ли ему нужно было что-нибудь добавлять. Он увидел людей, столпившихся в комнате, и понял, почему с утра в доме стоит тишина.

Он поднялся. Гнев, боль и печаль вдруг разом исказили его лицо. Бабушка обвила его руками. Он хотел что-то сказать, но никто никогда так и не узнал, что именно. Она простерла руки перед ним:

— Нет! Нет! Нет! Не говори этого! Ты пожалеешь потом об этом. Молчи, отец! Родной мой!..

Теперь взоры всего города устремились на Митченерскую шахту и на людей, погребенных там. Вечерние газеты почти ничего нового не сообщили, опубликовав только отчет о ходе спасательных работ, которые продолжались безостановочно вот уже двадцать четыре часа, и фотографию одной из спасательных бригад перед спуском в шахту. Под ней была напечатана коротенькая биография Тимбермана Эйба Лоттера, известного гражданина Вестдорпа, первоначально подрядчика гужевых перевозок, впоследствии занявшегося делами налогоплательщиков и на этой ниве снискавшего себе известность. Казалось странным читать в газете о жизни Эйба Лоттера; странным, что кто-то пишет и печатает об этом; странным, что людям хочется читать о человеке, когда он стал, ну, почти что мертвым. И стиль, каким она была описана, делал жизнь Эйба трогательно-прекрасной, совсем не похожей на ту почти бесцельную жизнь, какую он прожил. Но главное было не в этом. Главное сводилось к тому, что теперь каждый мог считать доказанным, что Лоттер со своей бригадой погиб, что никаких надежд на то, что они живы, нет, не осталось. Рудничное начальство спешило со спасательными работами. Но это уже делалось больше для приличия, для видимости, по обязанности. Ведь потом в должном порядке будет назначена комиссия для расследования причин катастрофы. Правда, и комиссия тоже только для проформы. Но она могла заинтересоваться объемом произведенных спасательных работ, так что рудничное начальство старалось сделать все, чтобы показать, что в этом отношении все, как положено. Но никто ни минуты больше не сомневался, что тем пятерым давно крышка. И вечером того дня люди, рассуждая о катастрофе на Митченерской шахте, говорили так, словно там все было кончено: очень жаль, но что поделаешь. Но так продолжалось, пока не вышли утренние газеты.