Советские ученые. Очерки и воспоминания - [117]

Но сегодня, после перенесенной Павловым болезни (тяжелого гриппа: «Господин грипп изволил посетить меня», — сказал он) и после огромной нагрузки в дни XV Международного конгресса физиологов, проходившего под председательством его, Павлова, он, поддавшись уговорам учеников, отменил вторую (клиническую) среду и отправился домой, чтобы пообедать в кругу семьи.

Семнадцать тридцать. Скромный обед сервирован в уютной столовой, во главе стола — жена Серафима Васильевна, всецело посвятившая свою жизнь мужу, детям и двум внучкам — Люсе и Марусе.

Иван Петрович никогда не пил вина, даже легкого. Он не придерживался никакой особой диеты, ел все, что подавали, он не был вегетарианцем и лишь для облегчения переваривания пищи резал вареное мясо на мелкие кусочки, хотя все зубы его были в полной сохранности. Нарушая еще одно правило геронтологии, он за обедом рассказывал и обсуждал подробности сегодняшней физиологической среды. Для того чтобы иметь собеседника даже в домашних условиях, Павлов убедил свою дочь Веру Ивановну работать в его лаборатории над условными рефлексами.

Он был нежным отцом и никогда не ложился спать, пока его взрослые дети не возвращались под семейный кров.

После обеда, длившегося вместе с разговорами около часа, Павлов давал себе отдых в течение двух с половиной часов. Он посвящал эти часы не сну, не дремоте, а чтению (не обязательно научных книг, а чаще газет и журналов) и коллекционерству. Он очень любил собирать почтовые марки, книги, эстампы, а в юности собирал коллекции бабочек и других насекомых. Иногда играл с внучками, но никогда в эти часы ничего не писал.

В девять — вечерний чай (никакого ужина!), после него — раскладывание пасьянса (любимый из них — «наполеон»), а в десять Павлов отправляется в свой кабинет, берет в руки обыкновенное стальное перо (авторучек он не любил) и раскладывает наиболее важные рукописи на большом письменном столе, на который сверху, с книжного шкафа, смотрит стеклянными глазками небольшая пушистая собачка, вся утыканная фистулами с пробирками, предназначенными для собирания пищеварительных соков. Это подарок Павлову от студентов во время присуждения ему звания доктора. В свое время по такому же поводу Чарльз Дарвин получил от них игрушечную обезьянку.

Работа над рукописями занимает время с десяти часов вечера до половины второго ночи, то есть три с половиной часа; итого за весь день — десять с половиной часов напряженной умственной деятельности при пяти часах ночного сна и четырех часах дневного отдыха.

Вся эта программа заканчивается вечерней разрядкой–легкими физическими упражнениями или прогулкой — и отходом ко сну, разумеется, без всяких снотворных.

Судя по тому, что этот режим с некоторыми изменениями поддерживался в течение многих десятков лет, значительно более полустолетия, такая пропорция творчества и отдыха более всего соответствовала работе гениального павловского мозга.

х х х

Особенно ярко запечатлелась в памяти последняя встреча с Иваном Петровичем. Это было ровно за месяц до его смерти, которой никто из нас не ожидал: настолько все были убеждены в его безграничной жизнеспособности.

Двадцать седьмого января 1936 года я приехал к нему на 7‑ю линию Васильевского острова. Иван Петрович сам открыл мне дверь, держа на руках большого кота с голубым бантом на шее.

Поздоровавшись, он прошел впереди меня в знакомую гостиную. На стенах, как и прежде, висели многочисленные картины русских мастеров, которые он так любил. Усевшись на низенькое креслице, он положил кота к себе на колени и, разговаривая, медленно поглаживал его шелковистую шерсть.

Руки Ивана Петровича показались мне очень исхудавшими. Я спросил:

— Как ваше здоровье?

Иван Петрович ответил, что чувствует себя отлично, и добавил, что, кажется, нашел средство бороться с болезнями, особенно с гриппозным воспалением легких, которое еще недавно его «порядочно донимало».

Настроение у него в этот день было приподнятое.

Позвонил телефон. Иван Петрович быстро поднялся и, прихрамывая, подошел к аппарату. Из психиатрической клиники сообщили о благоприятных результатах лечения длительным сном.

Павлов связывал этот вид терапии с необходимостью сбережения ресурсов истощенных клеток коры мозга больного.

— Торможение, — говорил Иван Петрович, — скованность, часто наблюдаемая у больных шизофренией, есть результат саморегулирования, способ сохранения нервной ткани наиболее реактивных, но вместе с тем и наиболее истощаемых клеток коры мозга.

Радостно возбужденный, он строил обширные планы на предстоящее лето. Он собирался ехать на конгресс психологов в Испанию, в страну, где он когда–то выступал с первым докладом об условных рефлексах, и там, в Мадриде, подвести итоги новых побед. Тогда еще никто из ученых не думал о близости испанской революционной войны.

Мы заговорили о письмах, которые И. П. Павлов получал со всех концов страны и со всего света. По мнению многих близких Ивану Петровичу людей, для разборки этих писем надо было бы обзавестись секретарем, даже двумя. Павлов категорически воспротивился такому предложению: он предпочитал сам писать ответы, хотя это стоило ему большого труда.