Советские полководцы и военачальники - [128]

— Прекращайте эту канитель, — приказал Ротмистров командиру танкового полка. — Задача остается прежняя, но надо хорошенько разведать местность, точно определить танкодоступные направления.

Еще неделю бригада Ротмистрова вела бои на Демянском направлении, преодолевая ожесточенное сопротивление противника. Продвинулась всего на 10 километров, но главное было в том, что недавно сформированная, новорожденная бригада наступала, теснила врага, наносила ему заметный урон. Это воодушевляло танкистов, укрепляло их веру в свои силы. Об этих боях как о крупном успехе писала «Правда» в номере от 12 января 1942 года: «…Еще в сентябре прошлого года бригада Ротмистрова прекрасно зарекомендовала себя активными действиями на одном из участков Северо-Западного фронта. Ей удалось привлечь к своему району действий значительные силы врага, оттянув их с Ленинградского фронта. Таким образом было облегчено положение города Ленина, и в тот момент это имело первостепенное значение».

13 октября 1941 года Ротмистров был вызван в штаб Северо-Западного фронта к командующему генерал-лейтенанту П. А. Курочкину. Спокойно-неторопливый приветливый генерал на этот раз показался необычно хмурым и озабоченным. По его виду нетрудно было догадаться, что случилась какая-то очень крупная неприятность. Поздоровавшись, он жестом пригласил Ротмистрова к столу, на котором лежала карта.

— Положение на Западном фронте резко ухудшилось, — глухо сказал генерал. — Пали Брянск и Орел. Тяжелые бои идут в районе Вязьмы. Создалась серьезная угроза и нашему, Северо-Западному фронту.

Скрипнула дверь, и в кабинет вошли двое: начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин и начальник автобронетанковых войск фронта полковник П. П. Полубояров. С обоими Ротмистров был знаком ранее. Ватутин, невысокий круглолицый крепыш, в котором еще трудно было увидеть будущего выдающегося полководца, доложил по карте обстановку: малочисленные и крайне ослабленные войска правого крыла Западного фронта отходят к рубежу Осташков— Ржев. В обороне наших войск образовался разрыв шириной до 80 километров. По последним сведениям, противник ввел в этот разрыв 3-ю танковую группу, усиленную 27-м армейским корпусом. Противник — это теперь совершенно очевидно — стремится прорваться к Калинину, а затем нанести удар в глубокий тыл Северо-Западного фронта, вероятно, на Ярославль, Рыбинск.

— Или на Москву вдоль Октябрьской железной дороги, что еще хуже, — невесело добавил командующий фронтом. Он с минуту помолчал, задумавшись над картой, а потом, обращаясь к Ротмистрову, сказал: — По приказу Ставки нами создана оперативная группа для выдвижения в район Калинина. В нее включена и ваша 8-я танковая бригада. Командовать группой поручено Николаю Федоровичу.

Ватутин тут же, не отходя от карты, поставил Ротмистрову задачу. Он сообщил, что пехота и конница группы — две стрелковые и две кавалерийские дивизии — в ближайшее время сосредоточиваются в городе Вышнем Волочке.

— Восьмая танковая бригада с подчиненным вам сорок шестым мотоциклетным полком составит передовой отряд группы, — лаконично заключил он. — Вам надлежит не позднее утра пятнадцатого октября двинуться из района Валдая по шоссе к Калинину с задачей не допустить прорыва танков противника к Торжку или Калинину.

С тяжелым чувством возвращался Ротмистров из штаба фронта в деревню Яжельбицы, где размещалась бригада. Враг на подступах к Москве. На карте боевых действий — родная деревня Сковорово, райцентр Селижарово, где учился в школе. Родные тверские места… Это, вероятно, про них пронзительные строки Тютчева: «Эти бедные селенья, эта скудная природа, край родной долготерпенья…». Вот уж поистине: «Не поймет и не оценит, гордый взгляд иноплеменный…» Да, не порадуют тверские места чужой взгляд ни красотами природы, ни обилием нивы. Чахлый кустарник, тощие луга, болота… Но сыновнему сердцу они дороги. Здесь прошло детство. Небогато, казалось бы, отрадными впечатлениями крестьянское детство, а согревает душу память о нем… С горечью думалось: «Неужели здесь будут фашисты?» И щемило сердце.

Как до Яжельбиц дотащит

Колымагу мужичок,

То-то друт мой растаращит

Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели —

Тотчас их варить вели,

Как увидишь, посинели,

Влей в уху стакан шабли.

Это из письма Пушкина к Соболевскому. Да, Яжельбицы, первая после Валдая станция на тракте из Москвы в Петербург, славилась когда-то форелью. А Торжок — жареными котлетами у Пожарского… Немецкие полчища на Валдае, у истоков Волги, — это казалось тяжелым кошмарным сном.

…Точно в назначенное время 8-я танковая бригада, имея на ходу 49 танков, из них 7 КВ и 10 Т-34, выступила из Валдая по Ленинградскому шоссе в сторону Калинина. В полночь, не снижая скорости, прошли Вышний Волочок. Здесь Ротмистров узнал, что немцы вышли на ближайшие подступы к Калинину. Реальным становилось предположение о прорыве противника к Торжку. Приказал командиру танкового полка быть в готовности к встречному бою. К счастью, в Торжке немцев не оказалось.

На рассвете 15 октября бригада сосредоточилась главными силами в селе Старом Калинине, пройдя за сутки свыше 200 километров.