Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - [91]

Собрали зернышки плодов

И много разноцветных игл —

Музей готов.

Торчала кочка, а под ней,

У догнивающих корней,

Сто комнат и двухсветный зал,

И там видней —

Черники синенький плакат,

Суставы муравьиных лат,

Коронки челюстей, рога

Рядком лежат.

И стопки крыльев расписных,

И усики клопов лесных,

И пряжа тонких паутин

Лежат с весны.

Мешочки желтых мертвых тлей,

И в кубиках вишневый клей,

И в колокольчиках пыльца

Со всех полей.

Но странный есть один предмет,

Таких в музее больше нет:

Громадный конус, тяжкий вес

И странный цвет.

Стоит он, круглый, без конца,

Как бог, лишившийся лица,

И, капли сохранивший вид,

Кусок свинца.

Здесь не узнают, как он тверд,

Какою силой он протерт

Сквозь пыль и ветер, ткань и кость

И шум аорт.

Как червь его безглазый грыз,

И в прахе он катился вниз,

И тонкий стебелек травы

Над ним повис.

Его катили через пыль

За сотни муравьиных миль.

И в поколеньях муравьев

Забылась быль

Микроскопических минут.

Сто поколений проживут,

А он, ужасный и простой,

Всё тут.

Геометрический предмет,

Но для него масштабов нет,

Как будто в этот мир внесен

С других планет.

1938^{418}

419. «Мы захотим — поставим брашна…»

Мы захотим — поставим брашна,

Друзей, товарищей зовем

И выпьем так, что небу страшно,

А не хотим — так и не пьем.

Мы пляшем так, что стены стонут,

И наша пляска всем видна;

Народы целые потонут

В потоках нашего вина.

Мы запоем — весь мир нам тесен,

По всей земле тогда гремит,

А коль не слышно наших песен,

То вся вселенная молчит.

Грустили мы — земля страдала

И тучи плакали над ней,

Мать сыновей не узнавала

И реки стали солоней.

Считать — не сосчитаем раны,

Но вспомним обо всех боях,

И не могилы, а курганы

Находим мы в своих степях.

Май 1939^{419}

420. Ласточки в Кронштадте

На базе в амбразурах окон

Есть много ласточкиных гнезд.

Из глины птицы лепят кокон, —

Он крепок, незаметен, прост.

Висит он каменным карманом,

Неинтересный птичий дом,

Открытый ветру и туманам,

Как будто шепчет: «Не уйдем.

От века мы с природой спорим,

Мы не жалеем о былом,

Всё будем мы летать над морем,

Воды не зацепив крылом.

Пожар сраженья нас задушит,

Людей внезапная беда,

Нам гнезда легкие разрушат —

Мы не исчезнем и тогда.

Пусть будет жизнь — и труд, и горе,

Мы гнезда вылепим опять,

Покуда существует море,

Здесь будут ласточки летать…»

Я понял, что и в наше время

Дает природа вещий знак,

Что трудовое наше племя

Не может уничтожить враг.

Пускай вся жизнь мне будет горем,

Я не сойду с родной земли.

Всю жизнь мы боремся и спорим,

Но вьются ласточки над морем

И ходят наши корабли.

1940^{420}

421. «Границу мы представляем кривой…»

Границу мы представляем кривой,

Окрашенной в красный цвет.

Кроме того, стоит часовой, —

А так ничего интересного нет.

За ней синеет такой же лес,

Так же стволы дубов черны.

Но часовой потерял интерес

К предметам чужой страны.

Он будет смотреть от куста до куста,

Но что ему этот вид!

Будет ходить и, если устал,

Винтовку к ноге. Стоит.

Как будто бы и ничего не грозит —

Всё тихо, застыло хоть на сто лет,

Но четыре патрона вошли в магазин,

Пятый сидит в стволе.

Но если ночью шаги заскрипят,

Ворохнется лист или наст —

Уверенный выстрел тряхнет приклад,

И эхо его отдаст.

1940?^{421}

422. Устная картинка

Я не ропщу, что вновь пришла бессонница, —

Во сне увидеть ничего не хочется.

Не стану я подушку перекладывать,

Курить впотьмах, вздыхать или ворочаться.

Возьму тетрадку, что-нибудь придумаю, —

Иных займет. Кому-нибудь приглянется.

Со многими делю я одиночество

И не боюсь теперь, что ночь протянется.

Кому-нибудь и этим я понадоблюсь

И помогу в минуту несчастливую.

Не брезгайте, когда простой ремесленник

Подарит вам работу кропотливую.

Не прогоняй меня, мой друг неведомый,

Не отвергай простого приношения.

Ведь я и для тебя слова придумывал,

И для тебя искал я утешения.

Мой бедный друг в минуту несчастливую

Увидит вдруг мою картинку устную —

Простит меня за эту вещь несложную,

Простит меня и за улыбку грустную.

30 января 1941^{422}

423. Тропинка гномов

Я нашел в лесу следы,

Что кончались у воды.

Были в том лесу канавы

И проточные пруды.

У воды желтел песок,

Был кустарник невысок.

Там нашел я отпечатки

Маленьких проворных ног.

По песку и по суглинку

Кто-то вытоптал тропинку,

Кто-то часто здесь ходил,

Не задел за паутинку,

Веточки не обломил.

Кто-то вытянул травинку,

Сплел зеленую корзинку

И чернику собирал.

Кто живет в лесу зеленом,

Чья избушка там под кленом —

До сих пор я не узнал.

Между черными корнями

Вижу маленькую дверь,

Загороженную пнями,

Чтоб не вполз лукавый зверь…

1941^{423}

424. «Мы недолго пробыли в Батуми…»

Мы недолго пробыли в Батуми.

Я едва запомнил узкий берег,

Черно-красный корпус парохода,

Лодки темные, как рыбьи спины,

Пристани с дрожащими мостками,

Близко зеленеющие горы

И деревья старого бульвара,

Самого прекрасного на свете.

В первый раз увидел я всё это,

Но как будто вновь сюда вернулся,

Узнавал, как будто прожил годы

В домике с прохладными сенями.

Так же вечерами у кофеен

Слышался костяшек треск азартный,

Стук подков на улицах мощеных,

Окрики усатых водоносов,

Плещущие гулкие удары

И судейский жестяной свисточек

На площадке за стеной акаций.

Мы с тобой ходили всюду вместе,

Вечно нам друг друга не хватало.

Я ли в домино играть садился —

Ты в мои заглядывала кости,

Если ты записывать садилась —