Советская разведка в Китае, 20-е годы XX века - [105]

Налет был совершен. Было объявлено об административной высылке всех русских в Нанкин в распоряжение Чан Кайши.[908] Вся группа в тот же день, погрузившись на катер отправилась вниз по Янцзы. Через сутки она прибыла в Нанкин, затем проследовала в Шанхай, из Шанхая через Японию во Владивосток.

23 декабря 1927 г. Народный комиссариат по иностранным делам СССР в связи с нападением на советское консульство в Гуанчжоу (Кантон) сделал заявление, в котором говорилось, что еще отсутствуют «точные сведения о последних кантонских событиях, но можно сказать с несомненностью, что ряд советских граждан в Кантоне погиб ужасной смертью после всевозможных надругательств. О трагической смерти советского вице-консула тов. Хассиса имеются сообщения из различных источников, и вряд ли можно еще сомневаться в правильности этого потрясающего известия».[909]

В связи с арестами в Китае резко сократился круг людей, поставлявших информацию в Центр. С. Иоффе в своем письме В. И. Соловьеву (Райту) от 6 января 1928 г. прямо пишет, что «события показали, что мы плохо информированы. Теперь источники информации почти иссякли. Важнейшая задача — наладить информацию».[910]

Революционные события в Китае и роль в них СССР не на шутку обеспокоили зарубежные правительства. Бывший с визитом в конце 1927 — начале 1928 гг. в Москве председатель Японо-советского общества культурных связей по случаю подготовки советско-японской рыболовной конвенции Гото специально обратился к советской стороне с разъяснениями по поводу «коммунистической пропаганды в Китае» и роли в ней СССР. 29 декабря 1927 г. на заседании Политбюро ЦК РКП (б) было принято подписанное Сталиным решение поручить Чичерину разъяснить советскую позицию по данному вопросу. «Мы не понимаем той тревоги и беспокойства, которые проявляют некоторые японцы, — должен был заявить Чичерин. — Коммунистическая пропаганда является неизбежным спутником национального движения, и коль скоро допущено национальное движение в Китае, обязательно будет иметь место и коммунистическая пропаганда. Наше отношение к китайским делам, с точки зрения коммунистической пропаганды, состоит в том, что мы придерживаемся абсолютного нейтралитета. Мы ни в коем случае не допустим, чтобы кто-либо имел то или иное отношение к коммунистической пропаганде. Никто из наших служащих, уличенных или заподозренных в коммунистической пропаганде, не может быть оставлен в учреждении ни одной секунды».[911]

Неоднократно Чичерин говорил, что политика СССР (в первую очередь Коминтерна) в отношении Китая в 1927 г. была ошибочной. Так, в письме И. Сталину 20 июня 1929 г. он подчеркивал, что «ложная информация из Китая повела к нашим колоссальным ошибкам 1927 г. (после прекрасной политики 1923–1926 гг.), вследствие которых так называемый «советский период китайской революции» уже два года заключается в ее полной подавленности». «Буддийские деревянные мельницы молитв, то есть механически пережевывающие заученные мнимореволюционные формулы тт. Ломинадзе, Миф, Андрей, Семенов (директор издательства «Правда»), Шацкин и прочие комсомольцы, этого факта не изменили», — писал он. В письме Рыкову осенью 1929 г. Чичерин вновь заявляет, что «нынешняя линия Коминтерна кажется ему гибельной», «в Китае мы расхлебываем результаты роковой линии 1927 г.».[912]

1 марта 1928 г. Танака Гиити от имени японского правительства передал на имя советского посла в Японии А. А. Трояновского ноту. В ней японское правительство от имени 12 государств, в том числе Великобритании, США, Франции, Италии, предложило СССР присоединиться к соглашению о запрещении ввоза оружия в Китай, заключенному ими в апреле 1919 г. в Париже.

По этому поводу 15 марта 1928 г. в Москве под руководством И. Сталина состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б). В пункте третьем протокола данного заседания о «предложении японцев», говорилось: «Признать необходимым ответить японскому правительству нотой. Поручить НКИД составить на основе обмена мнений в Политбюро проект текста ноты и разослать всем членам Политбюро. Включить в ноту заявление о том, что мы не ввозим и не имеем намерения ввозить оружие в Китай (выделено мной. — В. У.)».[913] Видимо, такое заявление было настолько циничным, кто знает реальную обстановку дела, что это положение не рискнули вставить в ответную ноту А.А.Трояновского на имя Танака Гиити от 26 марта 1928 г.[914] (скорее всего, это было передано на словах, без фиксации в документах. — В. У.).

К 1928 г. у центрального руководства в Москве видимо возникли сложности с финансами и возможностью их пересылать, как раньше, своей агентуре в Китай. Одни резиденты на местах занимали у других из соответствующих ведомств. Об этом красноречиво говорит следующий документ от 17 мая 1928 г.:

«Совершенно секретно. Лично. ИККИ, тов. Пятницкому. Нашим представителем в Шанхае т. Алексеевым одолжено в свое время т. Альбрехту 4000 дол. Тов. Алексеев, вследствие этого, остался сейчас без денег и просит срочно телеграфировать по Вашей линии т. Альбрехту о возврате ему долга. Кроме того, в Харбине из наших средств по Вашему поручению были выданы Вашей линии 2000 дол., каковы до сих пор нам не возвращены.