Советская литература: мифы и соблазны - [166]

А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,

Турки строят муляжи святой Руси за полчаса,

А у хранителей святыни палец пляшет на курке,

Знак червонца проступает вместо лика на доске,

Харе кришна ходят строем по Арбату и Тверской.

Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской…

Что в поэтике рэпа, во всяком случае в поэтике Оксимирона (Мирона Федорова), который мне представляется самым интересным явлением, отличает ее от традиционного русского стиха? Что принципиально нового внес рэп? Александр Минкин, большой ценитель рэп-поэзии, опубликовал на «Эхе Москвы» разбор рэп-монолога «Икар» Гнойного (он же Слава КПСС, он же Вячеслав Машнов).

Попробуйте просто просчитать количество литературных, политический, исторических отсылок и ассоциаций. Не окажется ли это грузом-200 для вашей самоуверенности?

Так пишет журналист, возражая представителям культурной России. Я не большой поклонник такой поэзии, но приходится признать, что это, конечно, стихи.

Я прошел сквозь все: алкоголь и Ко

Мне сожгли нутро. И как бы ни был далеко

Мой голубой горизонт, я дойду, хоть и пешком,

Ведь мой коридор – это путь к цели.

Пусть трёт простофиля,

Мол, Икар сдал в ломбард крылья.

Нет! Я высоко летал, но упал в чащу —

Тут нелетная погода, но мой черный ящик

Здесь между строк. Я, как прежде, бог,

Но теперь Люцифер – я падший ангел!

Стал не тот – демон Азатот.

Себя хуже во сто крат – я доппельгангер!..

На примере этих стихов проще всего рассмотреть, чем рэп отличается от всего остального.

Во-первых, это огромная свобода ассоциаций, пожалуй, граничащих с произволом. Связано это отчасти с импровизационным или квазиимпровизационным, но все равно одномоментным характером рэпа. Это текст, рассчитанный на мгновенное восприятие и быстрое произнесение. Я даже рискнул бы сказать, что это клиповая поэзия. И не только потому, что разнообразный монтаж давно уже превратил современный кинематограф в парад клипов, – все 1980-е, 1990-е годы прошли под знаком клипового мышления. Оно более ассоциативно, более прихотливо, более свободно, в каком-то смысле более беспорядочно.

Помимо клипового мышления, рэпера ведет рифма. Верлибр начинает сдавать позиции на Западе и никогда не имел их в России: все-таки рифма гармонизирует стихи. И рифма у Оксимирона, рифма у Нойза, пожалуй, и у Гнойного, хотя в меньшей степени, ведет за собой автора, организует видеоряд, вызывает метафору. Рифма, созвучие становится важнее смысла, и смысл подгоняется под слова.

Рэповская рифма весьма изобретательна, как, скажем, в оксимироновском «Слове мэра», входящем в его второй студийный альбом «Горгород». Думаю, более изобретательной рифмы мы в современной русской поэзии не найдем. Рифма сама по себе подсказывает идею, и в этом ее великая функция: не только чтобы запоминалось, а чтобы мысль куда-то шла. «Рифма – звучная подруга / Вдохновенного досуга, / Вдохновенного труда» действительно подруга замысла, она тащит его, как иголка тащит нитку. И поэтому рэпер идет за рифмой, она подталкивает его по пути произвольного, ассоциативного, богатого мышления.

Третья особенность рэпа – это его яркая социальная направленность. Мотив социального угнетения, нищеты и, скажу больше, социальной зависти в нынешнем русском рэпе развит чрезвычайно.

Этого нет у американцев. Трудно себе представить, чтобы Эминем, обладатель многих наград «Грэмми», самый богатый, продаваемый рэпер в мире, пел о ненависти к богатым. Для российского населения и для российского исполнителя ненависть к олигархам – естественное дело. Знаменитый рэп-баттл Гнойного и Оксимирона, который приковал всеобщее внимание, – прежде всего вариации на тему продажности. Потому что в России тот, кто состоялся, тот по определению предатель. Если ты не предал себя, тебя бы просто не допустили ни к вершинам власти, ни к высотам профессии.

Другая черта русской рэперской тематики, и в частности лучших произведений «25/17» и Басты, особенно Басты (хотя по большому счету он не рэпер, он рок-музыкант), – это тема несостоявшейся любви. Не состоялась она не только потому, что любимая опять-таки продалась, ее купили богатые, и она изменила герою, но главным образом потому, что всякая любовь обречена. Конечность любви – это вечная русская тема. И очень немногие русские рэперы могут сказать, как Пушкин: «Я вас любил так искренне, так нежно, / Как дай вам Бог любимой быть другим».

Тема обреченной любви в двух проекциях любовной темы – любви к Богу и любви к родине – в каком-то смысле доминирующая составляющая русского рэпа. В России это отношение примерно такое же, как отношение к возлюбленной: нам было неплохо, но ты меня продала, ты меня предала. Именно поэтому невозможен русский патриотический рэп. Он всегда о несчастной любви и невзаимности, он всегда о тайном предательстве родины. Рэпер в лучшем случае эту тему не трогает, а в худшем ему, как Нойзу, приходится потом извиняться перед милицией.

Отсюда, естественно, третья составляющая рэпа – общая атмосфера раздражения и ненависти. Есть рэперы, которые пытаются этой атмосфере что-то противопоставить и петь о любви к жизни, но теперь это выходит уже ненатурально. Когда мы слушаем оксимироновский «Горгород», альбом, сюжет которого нам непонятен, да, в общем, и неважен, нас в каждой из одиннадцати песен этого цикла поражает ощущение обреченности. Обречен писатель, которого зовут Марк, обречен мэр, у которого увели дочь Алису, обречена любовь писателя к Алисе, обречена мечта о месте, где нас нет. Ощущение давящей, гнетущей обреченности висит над каждым текстом. В первом альбоме Оксимирона «Вечный жид» 2011 года это было явлено еще отчетливей.