Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970 г. — 3 сентября 1971 г.) - [64]

.

Абрасимов прокомментировал и претензии Раша по поводу того, что в советском проекте в приложении № 1 нет ссылки на консультации трех держав с ФРГ. «Если западные державы придают этому такое значение, — заметил посол СССР, — то пусть они формулируют так, как это может быть принято всеми сторонами, и вопрос будет снят»[532].

Подводя итог дискуссии, Абрасимов заявил: «В целом должен, однако, сказать, что пока общее впечатление, складывающееся у меня после того, как я прослушал речи послов трех держав, нельзя назвать оптимистическим. Более того, по ходу выступления некоторых моих коллег у меня временами вольно или невольно возникал вопрос: есть ли вообще желание договориться и есть ли понимание того, на какой основе можно договориться, хотя последнее, казалось бы, должно быть давно ясно»[533].

Заслуживает внимания изложение советским послом вопроса о тактике ведения переговоров. Он, в частности, сказал: «… У каждой из сторон могут быть свои представления о целесообразной тактике ведения переговоров. Можно вести дело таким образом, чтобы фиксировать каждый раз уступки и предложения другой стороны, наращивая одновременно объем своих встречных требований и пожеланий. К чему повела бы такая линия, нетрудно себе представить, хотя это, может быть, и входит в баланс расчетов некоторых из моих коллег. Можно также топтаться на месте, обвиняя другую сторону в неуступчивости. Однако и у этой тактики есть свои пределы. Можно идти, наконец, к поставленной цели без ненужных зигзагов и отклонений. На наш взгляд, это наиболее продуктивный путь. Однако в этом случае все стороны должны активно стремиться к взаимоприемлемому результату и по-деловому сотрудничать в решений поставленных задач»[534].

Внося свой проект, подчеркнул Абрасимов, советская сторона руководствовалась именно таким подходом, надеясь, что этот ее шаг будет правильно понят и по достоинству оценен. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить события последних месяцев. 5 февраля, напомнил посол СССР, три державы выдвинули на рассмотрение свой проект договоренности. Этот документ содержал в себе ряд заслуживающих внимания положений и формулировок и был известным шагом вперед в деле уточнения представлений сторон о характере, структуре и объеме договоренности. Однако в основном он суммировал позицию трех держав по состоянию на 4 ноября прошлого года, а в ряде моментов был даже беднее по сравнению с формулировками рабочих документов западной стороны, предлагавшихся ранее[535].

По словам посла СССР, советская сторона могла поступить аналогичным образом, представив 26 марта документ, отражающий позицию СССР по состоянию, например, на 10 декабря 1970 г., тем более, что формулировки по основным разделам договоренности к тому времени были уже Советским Союзом внесены. Если бы СССР стремился просто суммировать прежние формулировки и противопоставить западному документу советский документ, такой шаг со стороны СССР был бы вполне логичен и оправдан. «Мы не пошли, однако, по этому пути, — подчеркнул Абрасимов, — считая, что он уводит в сторону от поставленной цели. Именно в интересах скорейшего завершения переговоров и выработки соответствующих урегулирований советская сторона представила новый документ, свободный от каких-либо соображений и запросов тактического порядка. Думаю, нет нужды еще раз говорить здесь о значении нашей готовности совместно с ГДР обеспечить бесперебойность транзита между Западным Берлином и ФРГ и осуществить практические меры в этой связи, включая существенное упрощение процедур оформления документов, пломбирование грузов отправителями, паушальные расчеты за пользование коммуникациями и т. д. Нет нужды говорить и о том, какое значение имело бы для западноберлинцев урегулирование вопросов о посещениях ими территории ГДР, включая ее столицу, на постоянной основе, договоренность о размене приграничных участков и улучшение коммуникаций, а также решение вопроса о представительстве интересов жителей города за границей. Я хотел бы со всей определенностью заявить, что таких благоприятных возможностей для достижения урегулирований, касающихся Западного Берлина, не было за всю историю переговоров по этой проблеме. Это бесспорный факт, и я думаю, что никто из присутствующих в этом зале не станет отрицать этого»[536].

Затем Абрасимов коснулся высказывания Джеклинга на прошлом заседании о том, что в нормальных атмосферных условиях обычно имеет место двойное эхо. «Эхо своих предложений, — сказал в связи с этим советский посол, — три державы, несомненно, находят в нашем проекте. Что же касается того отзвука, который он должен был бы получить в нормальных благоприятных условиях с западной стороны, то мы пока либо не слышали его, либо слышим что-то такое, что весьма трудно назвать эхом»[537].

При этом Абрасимов еще раз подчеркнул, что целью СССР не является ставить под сомнение или колебать политико-юридическое положение. «Речь идет, — отметил советский посол, — об осуществлении совместных прав и ответственности с тем, чтобы улучшить это положение путем принятия конкретных мер, которые. не содержали бы ни отказа от чего-либо, ни каких-либо жертв с чьей-либо стороны. Что касается конкретных мер, то наши предложения от 26 марта исчерпывают практически все, что обсуждалось нами в этой связи. Их применение предусмотрено в конкретных юридических и политических условиях данного района без вторжения в сферу суверенной компетенции других государств и таким образом, что принципиальные позиции сторон не затрагиваются»