Совет юстиции - [28]

Его песенка была спета, он понимал это. Оставался лишь один шанс на спасение — другая сторона улицы, как будто свободная. Он резко развернулся и со всех ног бросился бежать. Ему казалось, что топот преследователей раздается у него прямо за спиной. Беглец весь превратился в слух. Он услышал, как одна пара ног чуть замедлила движение и взбежала по ступеням 196 дома. На ходу террорист обернулся. Его догоняли. Тогда он развернулся всем телом и выстрелил три раза. Кто-то упал, он успел это заметить, но в тот же самый миг прямо перед ним откуда-то из тени вынырнул рослый полицейский, обхватил его за талию обеими руками и повалил на землю.

— Держите его! — закричал Фалмут, подбегая. Тяжело дыша, за ним подоспел и ночной бродяга. У оборванца оказались умелые руки — стальные браслеты защелкнулись на запястьях фон Данопа за какую-то долю секунды. Он же первым и заметил некоторую расслабленность плененного.

— Что это! — воскликнул он удивленно и поднял руку. — Кто-нибудь, посветите.

К этому времени вокруг уже собралось полдюжины полицейских и неминуемая толпа зевак. Лучи нескольких полицейских фонарей сфокусировались на руке сыщика. Она была красной от крови. Фалмут выхватил у кого-то фонарь и посветил на лицо террориста.

Одного взгляда оказалось достаточно. Преступник был мертв. В боку его торчал нож, на рукоятку которого была нанизана записка.

Фалмут не сдержался и крепко выругался.

— Невероятно! Невозможно! Он же бежал, покуда констебль не схватил его, а после этого даже не подымался. Где полицейский, который задержал его?

Ответа не последовало. Рослый полицейский, если бы и хотел, не смог бы отозваться, поскольку в это время уже сидел в мчащейся на восток машине и торопливо переодевался в изысканный костюм английского джентльмена.

Глава X Суд

Заглянуть в мысли женщины из Граца — непростая задача, требующая особого подхода. Вспоминая о том, с чего все начиналось, о босоногой девочке, с жадностью впитывавшей революционные разговоры на родительской кухне в трансильванской деревне, о том, в каких необычных условиях развивался ее ум; помня о том, что в еще совсем юном возрасте ей довелось столкнуться с непростыми вопросами жизни и смерти в их самой непривлекательной форме, и что их пропорции были в немалой степени искажены ее учителями, волей-неволей начинаешь задумываться, стоит ли ее винить или нужно пожалеть.

Мне кажется, что умение понять себя не было сильной чертой ее разума, иначе как объяснить ее отношение к тому мужчине, которому она однажды бросила вызов, и примирить ее вспышки ярости, когда она желала ему смерти и грозила страшным возмездием, или когда позволяла себе редкую роскошь говорить не задумываясь? Как мы можем примирить эти приступы страшного гнева с тем фактом, что голос этого мужчины не шел у нее из головы ни днем, ни ночью, что его глаза в прорезях маски неустанно преследовали ее, пока образ его не сделался для нее навязчивой идеей?

Возможно, я просто не разбираюсь в женщинах и их привычках (в моем сомнении нет и тени самодовольства), и ее непоследовательность — самое обычное дело для представительниц слабого пола. Однако не стоит думать, что она жалела силы или деньги на уничтожение своих личных врагов и врагов Красной сотни. После встречи с этими людьми она подробно описывала их, и приметы, зафиксированные на основании ее описания, распространялись среди бойцов сотни.

И вот как-то раз, сидя у окна у себя дома, она долго о чем-то думала, пока не задремала, убаюканная мерным непрекращающимся шумом дорожного движения, который доносился с улицы.

Разбудил ее звук резко повернувшейся дверной ручки.

Это был Шмидт, от волнения он задыхался и не мог говорить. Его круглое грубоватое лицо горело и покрылось испариной. Наконец он совладал с собой настолько, что смог сообщить:

— Мы взяли его! Мы взяли его! — ликующе воскликнул он и щелкнул пальцами. — Это отличная новость!.. И, вижу, я первый! К вам еще никто не заходил? Я бежал, потом поймал такси…

— Вы взяли… кого? — спросила она.

— Его… того самого… — ответил он, — одного из людей, убивших Старкье и Франсуа, и…

— Которого… Которого из них? — тут же спросила она взволнованным голосом.

Он покопался в кармане и достал выцветший портрет.

— О! — воскликнула она. Это явно был не тот человек, которому она поклялась отомстить. — Но почему, почему? — сердито затараторила девушка. — Почему только его? Где остальные?.. Где их главарь? Вы что, поймали его, но он сбежал?

Досада и изумление проступили на круглой физиономии Шмидта. Его неподдельное разочарование выглядело почти комично.

— Но как же… — удрученно и растерянно пробормотал он. — Это один… Мы и на одного-то не надеялись…

Но буря уже утихла.

— Да, да, — устало промолвила девушка. — Один. Один — тоже неплохо. Теперь они поймут, что Красная сотня тоже может ударить… Их главарь поймет… Этот человек умрет той смертью, которую заслужил, — сказала она, глядя на Шмидта. — Расскажите, как он был пойман.

— Благодаря вам, — с готовностью отозвался Шмидт. — Вернее, вашему описанию. Один из наших узнал его и проследил за ним до дома.

— Сегодня он предстанет перед судом, — решительно произнесла она и остаток дня провела в предвкушении торжества.