Совесть. Происхождение нравственной интуиции - [64]
Утилитаристы рекомендуют нам сузить этический фокус до одного условия — максимизации совокупного счастья, но их метод идет вразрез с тем, как в действительности мозг принимает оптимальные или близкие к оптимальным решения. Практически всегда в принятии решения участвует целый комплекс ограничивающих условий[228]. Поневоле задаешься вопросом, действительно ли верным последователям утилитаризма удается застопорить высокоразвитые механизмы выполнения ограничивающих условий в мозге, неоправданно придавая слишком большое значение одному из них.
В ходе наблюдений за социальными взаимоотношениями у других животных, как в естественной среде, так и в неволе регулярно документируются поступки, которые у человека мы бы отнесли к категории нравственных[229]. Эти данные указывают как минимум на существование эволюционных предвестников человеческой морали. Над этим стоит задуматься, поскольку еще несколько десятилетий назад считалось (по крайней мере, на иудейско-христианском Западе), что нравственное поведение свойственно только человеку. А животные ведут себя как животные.
Утешить друга, потерпевшего поражение в стычке; объединить усилия, чтобы достичь цели; поделиться едой; помириться после ссоры; наказать нахала, который обижает других; вынянчить осиротевшего детеныша; горевать об утрате близкого — все это можно наблюдать у шимпанзе и бонобо как в дикой природе, так и в неволе[230]. Немало подобного отмечается также у павианов, волков, низших обезьян и грызунов. Просоциальное неэгоистичное поведение демонстрируют (вот уж никогда бы не подумала) крысы. В одном из экспериментов крысы, контролировавшие доступ к кормушке, подпускали к ней голодных собратьев, отказываясь от возможности воспользоваться привилегией самим[231]. Как оказалось, крысы куда участливее и отзывчивее, чем я предполагала[232].
В то время как утешать кого-то попавшего в беду — классическое проявление нравственного поведения, другие жизненные ситуации требуют иных видов поддержки. При конфликте с чужаками требуется не утешение, а сплоченность и верность своим. Каждый член группы должен чувствовать, что за ним стоят остальные. Участвует ли в такой поддержке окситоцин? Судя по всему, да. Поразительные результаты приносят наблюдения за дикими шимпанзе[233]. При вспыхивающих время от времени конфликтах между стадами шимпанзе внутри каждой группы отмечается единение и согласованность действий всех участников, независимо от социальной принадлежности. От того, насколько они сплотятся, зависит их жизнь.
Исследуя пробы мочи животных (собранные в природных условиях), ученые обнаружили у представителей обоих полов повышение уровня окситоцина непосредственно перед конфликтом и во время него. Вполне логично предположить, что окситоцин играет важную роль в усилении эмоциональной связи с другими членами группы. Поскольку, как показывают исследования животных, окситоцин к тому же снижает тревожные реакции, возникает закономерный вопрос, действует ли он подобным образом и при конфликтах. Ведь в таких случаях требуется не только сплоченность группы, но и, пожалуй, удвоенная отвага. Результаты исследований с участием людей (окситоцин в этих экспериментах вводится в составе назального спрея) подтверждают укрепление внутригрупповых связей наряду с возрастанием враждебности к чужакам. Но, как ни любопытны эти результаты, учитывая методологические изъяны подобных исследований, относиться к ним пока нужно с осторожностью (см. главу 2).
Вслед за другими современными этиками, такими как Марк Джонсон и Оуэн Фланаган, я пришла к тому, что идея простого и четкого правила или свода правил, применимого ко всем без исключения в любой ситуации, не выдерживает проверки социальной действительностью. Даже если люди в большинстве своем одинаково представляют себе примеры, наиболее соответствующие ядру понятия нравственно неприемлемого поступка, то примеры, выходящие за его пределы, вызывают не столь однозначную реакцию (см. введение). Моральные суждения — это не арифметика: два плюс два всегда четыре, а вот говорить правду пусть даже хорошо с точки зрения нравственности, но не всегда. И хотя нет единого правила, указывающего, когда с нравственной точки зрения предпочтительнее не говорить правды, обычно человеческий мозг удивительно ловко справляется с такого рода вычислениями.
