Совесть. Происхождение нравственной интуиции - [62]

Чтобы как-то сохранить лицо, утилитаристы пытаются подкорректировать концепцию, смягчая настораживающие требования. Но эти полумеры терпят фиаско в силу глубинных биологических причин: мы запрограммированы заботиться о тех, к кому привязаны, и эта забота в большой степени придает смысл нашей жизни. И попытки игнорировать этот инстинкт как не имеющий отношения к рассуждениям о морали был подвергнут критике как сам по себе нравственно недостойный[215].

Особая роль родных и друзей, которую мы учитываем в своих многочисленных повседневных поступках, не позволяет руководствоваться принципом пользы как простым и универсальным правилом для всех нравственно значимых решений в нашей жизни. С биологической точки зрения, которой придерживаюсь и я, утилитаристский принцип откровенно несостоятелен. Большинство из нас вряд ли смогли бы неуклонно его соблюдать. Утилитаристы, как выясняется, признают, что и сами этого не могут[216].

Зачем же они тогда требуют полной беспристрастности во всех нравственных решениях? Их ответ: потому что, если бы мы могли так жить, это было бы лучше всего. Но это утверждение совершенно безосновательно. Да, беспристрастность необходима — в зале суда ей самое место, но чтобы всегда и повсюду? Во всех нравственных решениях? Одержимость беспристрастностью подталкивает нас к той опасной черте, за которой начинается безнравственность[217].

Как отмечает философ Кларк Глимур, главная проблема рассуждений о морали в путанице понятий долженствования и возможности. Он имеет в виду, что никто не обязан делать то, чего не может, например бегать, если тело парализовано. Предлагаемая Глимуром проверка для утилитаризма: могут ли родители опекать 20 неизвестных сирот, бросив на произвол судьбы двоих собственных малышей? Утилитаристская арифметика говорит, что они должны. Но могут ли? По большому счету, нет. Я прекрасно знаю, что моя совесть просто не позволит мне пренебречь собственными двумя детьми ради 20 сирот. Любовь к родным и близким — это железобетонный нейробиологический и психологический факт, который никакой идеологией не вытравить.

Может быть, причина нежелания смягчать строгое требование беспристрастности состоит в том, что без него от утилитаристского принципа мало что вообще останется? Лозунг «Максимизируйте счастье для меня и моих близких» как-то бледновато смотрится с нравственной точки зрения. Похоже, утилитаристам действительно нечего предложить взамен строгой беспристрастности.

Просчитать, как последствия того или иного выбора скажутся на всеобщем счастье, утилитаристам тоже затруднительно, хотя это единственное, где они могли бы блеснуть. В действительности наша оценка влияния счастья зависит от нашей системы ценностей. Некоторые из этих ценностей касаются того, что ведет к нравственно правильной жизни, и у разных людей представления на этот счет разные. Монах-отшельник воображает правильную жизнь совсем иначе, чем общительная медсестра, или командир корабля, или ловец омаров, или владелец молочной фермы. Одним для счастья необходим мягкий климат, а другим — страстным любителям приключений — подавай Крайний Север, долгие, холодные и темные зимние ночи, суровую дикую природу и полное отсутствие бытового комфорта. При этом у утилитаристов в зачет пойдет только одна величина, описывающая ценностно-нейтральное счастье. Так что и это требование тоже оторвано от действительности.

Как отмечает философ Оуэн Фланаган в своем обстоятельном анализе, не существует единого пути к счастью, единого набора действий, которые обеспечат благополучие или довольство всему человечеству. Потому что каждый из нас приходит в жизнь со своими особенностями и накапливаемый нами жизненный опыт ведет к тому, что удовлетворение и радость нам доставляют совершенно разные вещи. Фланаган обозначает эту мысль четко: «Проблема в том, что для человека, в отличие от каких-нибудь орхидей, нельзя создать естественную среду, обеспечивающую благополучие. Мы слишком пластичны от природы, и наши потенциальные возможности очень многообразны»[218].

Гораздо меньше проблем возникает, когда утилитаристские принципы применяются в контексте законодательства, а не в повседневных решениях. Утилитаристскими аргументами обосновывается прогрессивный подоходный налог или, допустим, взимаемые товариществом собственников жилья сборы на содержание общественных пространств — например, парков. Применение права государства на принудительное отчуждение частной земли для строительства необходимой сообществу школы тоже требует взвесить все за и против в утилитаристском ключе, равно как и требование прививать собак от бешенства. Иными словами, законодательные инициативы часто оцениваются посредством расчетов: кто выиграет, а кто проиграет, в какой степени и каком соотношении. Проще всего, когда перевес интересов очевиден — многие заметно выиграют, а меньшинству придется ради этого поступиться чем-то несущественным — или когда многим придется пойти на мизерную уступку, чтобы узкий круг получил колоссальную выгоду. И все же иногда утилитарные подсчеты идут вразрез с другими ценностями, выливаясь в неприемлемые в нравственном отношении рекомендации.