Совершенно секретно - [2]

— Вообще эти трубы! — Шукк скривил рот в неодобрительную гримасу. — Слава богу, что у меня довольно сала на рёбрах. И силком в эту трубу не затолкнёшь. Средневековьем попахивает всё это, Хансен, трубы эти. Ну да, конечно, тем, кто наверху, не приходится самим навоз убирать. Три года работает наша лавочка, а ещё…

— Ну, в этом-то вы не разбираетесь, Шукк! — сказал Хансен. — Эта труба в Немецкий музей попадёт, дайте только срок… Лесник подпишется под этими моими словами. Она для нас просто бесценна, эта труба.

— Что-нибудь новенькое у него? — спросил Шукк.

— Да. Ледермана и Шнее можно списать.

Шукк даже присвистнул. «Ну, парень, держись! — подумал он. — Боссу это плохой подарок. Вернуться, можно сказать, из земли обетованной, а тебе в награду орден Репейника».

Семеро за сорок дней

Свой двухнедельный отдых майор Тэд С. Коллинз провёл на родине. Был он лет сорока, здоровья отменного, выглядел бы и моложе своих лет, только на висках уже пробилась седина. Жанетт было за тридцать. Это были волнующие дни, настоящий отдых, и как раз вовремя… Женщинам в этом возрасте частенько приходят в голову поразительные идеи. И не всегда удачные, если муж находится за океаном. Как и прежде, Жанетт подвезла его на аэродром и, не скрывая страха, спросила:

— Тэд, когда ты выйдешь из игры?

Коллинз постарался её успокоить.

— Это такая работа, Жанетт… Видишь ли, это как страхование жизни. Вот мы сейчас присмотрели ту ферму в Миннесоте, может быть, в ней всё наше будущее… Но нужно собрать деньги. Конечно, когда все операции в Германии закончатся, тогда всё равно конец, а пока…

Вспоминая эти последние минуты на аэродроме, Коллинз поморщился, как от головной боли. Жанетт всё-таки заставила его разозлиться. Да, не просто было уйти от этого разговора. Но теперь — всё! Отпуск позади. Здесь уж никакая Жанетт ему надоедать не будет, да и образцовая ферма, о которой он так мечтал, приобретает уже вполне реальные очертания. Она будет его, эта ферма!.. Теперь за дело! В конце концов всё зависит от того, как идут дела в этом идиллическом Вюрцбурге. Он поднял трубку.

— Хеллоу, Пегги!

Коллинз немного позировал за столом, его широкое лицо так и сияло благосклонностью. Пегги отворила дверь, и в комнату вошли сотрудники его фирмы. «Конкордия экспорт-импорт, Вюрцбург» — так называлась эта фирма. Сотрудники вошли в кабинет: маленькая, но опасная группа. Вот Хансен, его правая рука, его «бестманн». Коллинз высмотрел его во время Лейпцигской ярмарки и лично обучил. Что ж, из Хансена получился человек вполне в его вкусе. Коллинз улыбнулся ему, и Хансен ответил быстрой улыбкой. Толстый Шукк стоял за Хансеном, но был виден почти весь, какой-то разбухший и невыспавшийся.

Коллинз кивнул Шукку, тот не ответил: он грыз ногти. Чех Франтишек, стоящий позади всех, ухмыльнулся, и Коллинз строго посмотрел на него.

Франтишек был шофёром, садовником, охранником и сторожевым псом фирмы «Конкордия экспорт-импорт» — последний номер в той большой игре, которой занималась фирма. Но и его нельзя было упускать из виду. Хансен должен заняться его воспитанием. Коллинз кивнул ещё раз всем сразу и сел за стол.

— Рад видеть вас в полном здравии. Миссис Коллинз передаёт вам привет… Благодарю, благодарю, в первом же письме передам ей ваши пожелания.

Коллинз уселся поудобней.

— Ну, теперь за дело, — сказал он.

Хансен начал докладывать. После первых же его слов Коллинз наклонил голову и закрыл глаза.

Хансен закончил доклад, и жилка на лбу у Коллинза вспухла. Неожиданно он резко вскинул голову и уставился на Хансена.

— Стоп, Хансен! Что вы только что сказали?

— Речь идёт о Ледермане и Шнее, мистер Коллинз. Уже третью встречу пропустили. Это означает, другими словами, что их загребли…

Коллинз молча посмотрел на Хансена секунду, другую. Потом ловким движением выдернул несколько карточек из коробки, стоящей на столе, торопливо выбросил из стопки одну карточку, вторую, третью, четвёртую, пятую…

— Два, три, четыре… — громко считал он. Затем ещё раз заглянул в коробку с карточками, достал ещё две. — И ещё две, всего семь! — Коллинз с силой прихлопнул мясистой волосатой ручищей лежащие на столе карточки. Белые прямоугольники с тёмными пятнами фотокарточек посредине.

— Семь человек за сорок дней! Можете вы мне объяснить, в чём дело?

— Попытаюсь, — сказал Хансен.

— Ну?

— Система предупредительной сигнализации не менялась уже два года. Вполне возможно, что органы государственной безопасности кое-что и узнали…

— Вы представляете себе, Хансен, что означает изменение системы сигнализации?

— Может быть, здесь индивидуальные осечки? — вмешался в разговор Шукк.

Коллинз удивлённо уставился на него.

— Пятеро в Магдебурге, теперь семеро в Лейпциге… И каждый раз по объекту главного телеграфа! Индивидуальные ошибки? Это просто смешно, Шукк!

Шукк почувствовал — дал маху, и цинично заметил:

— Но мы ведь планировали потери: двадцать человек, восемнадцать в лучшем случае…

Коллинз потерял терпение. Он не закричал на Шукка, но сдержал себя с трудом. Руки его дрожали.

— Да, да… — хрипло сказал он. — Но не за четыре недели! Ну, на сегодня довольно… Вот что, Хансен. Боевик в конце недели отменить. Остальное сообщу позже.