Совершенно не обязательные смерти - [70]

– Даже не знаю, – задумчиво отвечает Лон. – Я все-таки довольно большой, малышка.

Его губы снова растягиваются в улыбке, блестящей, красной, обнажающей белые зубы. Я тяжело сглатываю и расправляю плечи так, что начинают болеть мышцы.

– Не веди себя, как придурок, Лон.

Он придвигается еще ближе, одна рука у меня на плече, другая – на колене. Он трясет меня, но я не боюсь. Я не стану просить, чтобы он прекратил. Мне не страшно. Его глаза. Я смотрю ему в глаза. Таких глаз не бывает.

– У тебя нет причин меня ненавидеть. – Голос Лона звучит взвешенно, рассудительно, а лицо напоминает посмертную маску.

Я чувствую, как голодное нечто пробуждается внутри него и пышет жаром, окатывая меня волнами тепла.

– Причины есть.

Я приближаю свое лицо к его, сверлю Лона взглядом. Я не боюсь. Я не боюсь.

Вот только на самом деле я боюсь. Я смотрю ему прямо в глаза. Кладу холодную руку ему на щеку. Может, прикоснувшись к Лону, я наконец пойму, что он такое?

– Мэдлин.

Его дыхание смешивается с моим, и в груди поднимается волна ужаса.

Прочьпрочьпрочьпрочь.

Кэтлин появляется из-за угла и застает нас врасплох. Она видит, как мы сидим, уставившись друг на друга. Моя рука на его щеке, его – на моем плече.

– Господи! Ты был прав насчет нее. – Кэтлин открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба. – Я стучалась к тебе, но ты не ответил.

– Я хотел разобраться во всей этой ситуации. Чтобы тебе стало легче. Чтобы нам стало легче, – говорит Лон. – Я же знаю, как важна для тебя Мэдлин. Я хотел все ей объяснить. Но она… – Он пожимает плечами, строя из себя невинную жертву собственной привлекательности.

Как бы я хотела плюнуть желчью ему в лицо.

– Кэтлин…

«Это не то, о чем ты думаешь», – вот что я должна сказать. Но, если бы это было именно то, о чем она думала, разве я бы не пыталась оправдаться теми же словами? Я в панике пытаюсь сообразить, что делать. Все происходит слишком быстро.

– Он тебе нравится! – Кэтлин с дикими глазами бежит ко мне. – Как ты могла?

– Что? – От неожиданности у меня пропадает голос.

– Даже не вздумай отрицать. У тебя на лице все написано… – Она смотрит на Лона: – Я люблю тебя.

– Она твоя сестра. Я не мог ее оттолкнуть. Она же такая маленькая. – Лон напускает на себя вид оскорбленного достоинства. – Неважно, что обо мне говорят, я никогда не обижу женщину.

На меня он не смотрит – ему это больше не нужно.

– Кэтлин, это он ко мне полез!

– Но ты не возражала. – На лице Лона снова акулья улыбка.

– Уходи, – говорит Кэтлин. – Уходи, пока я не влепила тебе пощечину.

Она обращается не к нему, а ко мне. Значит, ему она поверила. Так нечестно. Кэтлин вся красная от злости.

– Иди, Мадлена, – вторит ей Лон.

Он не мог не знать, что для Кэтлин это станет последней каплей. Секунду спустя она набрасывается на меня, впивается ногтями в лицо. Я закрываю глаза руками, а она визжит и дергает меня за волосы, словно сова, вцепившаяся в добычу. Кэтлин знает мои слабые места.

Это не моя сестра. Моя сестра никогда бы так со мной не поступила.

– Я люблю его! – верещит Кэтлин. – Ненавижу тебя, а его люблю, а тебя ненавижу!

Нужно это прекратить. Она не понимает, что творит. Я отпихиваю Кэтлин, но она вошла в раж. Я зажмуриваюсь.

– Девочки, девочки… – Лон укоризненно качает головой, но даже не пытается нас разнять. – Держите себя в руках.

Его голос сочится самодовольством. А Кэтлин останавливается, как по щелчку.

– Я не хотела срываться. Прости, Лон, – пристыженно бормочет она.

– Все в порядке, милая. Тебе не о чем волноваться. Мне нужна только ты. Моя маленькая козочка. Ну же, успокойся.

Кэтлин, спотыкаясь, идет к нему. Лон тянется к ее лицу, чтобы вытереть слезы. Костяшки пальцев ходят под тонкой кожей. Он поправляет Кэтлин воротничок формы, словно она ребенок, не способный о себе позаботиться.

– Кэтлин! – жалобно окликаю я сестру. Она даже не поворачивается. – Кэтлин, я не… Я бы никогда! Кэтлин, ты же меня знаешь.

Наконец она оборачивается и стоит, прижавшись спиной к груди Лона.

– Я думала, что знаю тебя. Но с тех пор, как мы сюда переехали, ты изменилась. И сейчас… – ее лицо сморщивается, – я больше не знаю, что ты за человек. Раньше ты всегда была на моей стороне. На нашей стороне. А теперь ты с ними. Против меня и Лона.

Ее слова ранят сильнее, чем ногти, царапавшие мое лицо. Я смотрю на Кэтлин и Лона, но они отворачиваются. Эта дверь отныне закрыта. Что-то закончилось.

Перед тем как свернуть за угол, я бросаю на них последний взгляд. Лон притянул Кэтлин к себе, они совпали, как инь и ян. Ее голова прижимается к его ключице. Его подбородок утыкается ей в макушку. Она в крепком кольце его рук. На лице Лона спокойствие. Лица Кэтлин я не вижу.

Черноголовка (от воспалений, волдырей, ожогов и порезов)

Мама на меня злится. Об этом легко догадаться – она сжала руль так сильно, что аж костяшки побелели, а на лице застыло каменное выражение. Когда наши взгляды встречаются в зеркале заднего вида, я ничего не могу прочитать в ее глазах. Только, что она старательно сдерживается.

Я не сказала маме, что Лон положил руки мне на плечи, желая набрать очки на воображаемом табло, которое он использует, чтобы контролировать девушек. Таких, как моя сестра. Думаю, это ее сломало. Маме и так тяжело: Кэтлин сидит, скорчившись, и рыдает. По-настоящему рыдает. Она всем телом вжимается в дверь, чтобы оказаться как можно дальше от меня. Выплескивает все, что копила внутри. Всю злость, всю грусть. Наша ссора вскрыла загноившуюся рану. Что-то злое успело пустить в ней корни.