Совершенно не обязательные смерти - [52]

Я постаралась сосредоточиться на чем-то надежном. На соли. Воде. Железе, крови и земле. На чае. Чашка с чаем. Вызвала в памяти образ гостиной в нашем старом доме. Я мысленно цеплялась за вещи, которые меня успокаивали, втягивала их, как воздух.

А Лон наклонился, чтобы поцеловать меня. Все замедлилось и одновременно ускорилось. Я увидела, как его губы размыкаются, подобно зеву пещеры. Заметила, как блеснули его зубы. Вобрала в себя.

Не мое – молнией мелькнуло в голове. Я моргнула так яростно, словно мои глаза могли повредить воздух.

Могли воздействовать на него.

Моргнула еще раз, будто меня замучила глазная инфекция.

И моргала до тех пор, пока не рассеялся туман вокруг Лона. Теперь я отчетливо видела и его, и себя. Что я – нет, что мы собирались сделать?

– Если будешь так себя вести, тебе придется уйти, – сердито сказал Лон. – Или будь хорошей девочкой, или выметайся.

С каждым словом его голос звучал глубже, грубее и будто старше. Он помахал пальцами у меня перед лицом.

А потом я проснулась.

Через окно в комнату льется бледный свет раннего утра. Я смотрю на зеленый сад и черный дрок, на порыжелую траву у подножия гор. Интересно, смогу ли я снова найти путь к тому пруду? Наверное, смогу. Но он уже будет другим.

Пройдя семьсот с лишним миль, я оказываюсь на кухне и принимаюсь шарить по шкафам. Коробка с солью, которую я положила под кровать, исчезла.

Я знаю, что это мама с ее маниакальной страстью к уборке. Она спрятала ее подальше от алчущих глаз. Ведь это не просто соль, это доказательство ненормальности ее дочери.

Хранить соль под кроватью ненормально.

И я ненормальная.

Возможно ли, что в глубине души, так глубоко, что и подумать страшно, мне нравится Лон? И сон был именно об этом? Неужели подсознание недвусмысленно намекало, что моя неприязнь проистекает из ревности?

Барабаню пальцами по крепкому дубовому столу. Я знаю, что уже не усну, и потом включаю радио и завариваю кофе в мамином френч-прессе. Мысли о соли не дают мне покоя, я все думаю, куда бы ее спрятать, когда на кухне появляется Брайан.

– Привет, Мэдлин, – говорит он певучим голосом, словно не видит ничего странного в том, что у него на кухне ранним утром сидит девушка-подросток в расстроенных чувствах.

– С возвращением, – бурчу я, надеясь, что он уйдет, оставив меня наедине с моим смятением.

– Спасибо. Я приехал поздно ночью, всего пару часов назад. Думал поспать, но, как грится, ничего не вышло. – Он пожимает плечами. – Можно мне тоже кофе?

Все-таки Брайан очень вежливый. Мог бы и не спрашивать, он ведь у себя дома.

– Угощайся. – Я показываю на френч-пресс.

Брайан наливает себе кофе и садится рядом. На нем фланелевая пижама и темно-синий халат. Он похож на отца из какого-нибудь семейного сериала.

– А ты чего так рано встала?

– Сон плохой приснился. А ты?

– Сочувствую. А я решил, что лучше встану, чем буду ворочаться и мешать Шейле спать. К тому же, – он смотрит на часы, – мне скоро должны позвонить. Но сначала кофе. – Брайан делает глоток и причмокивает: – Очень неплохо. Спасибо.

– Всегда пожалуйста. – Я улыбаюсь, а потом… – Брайан?

– Да? – Он смотрит на меня, лицо открытое, честное.

– Помнишь, ты как-то сказал, что я могу прийти к тебе, если Маму будет странно себя вести?

Брайан расправляет плечи и неуловимо меняется, словно надевает новую личину. Он мгновенно становится более строгим и властным. Пьет кофе и ждет, что я скажу.

– Мы нашли мертвую лису. Ну, мы с Кэтлин, – сбивчиво объясняю я, чувствуя себя до невозможности глупо. – Но она была не похожа на барсуков, которые валяются на обочине, или кроликов в поле. Ее убил человек, и не просто убил, а выпотрошил на перекрестке.

Брайан сдержанно кивает:

– Продолжай.

Снова певучий говор… и что-то еще, словно рябь, пробегает по его лицу. Это длится краткий миг, долю секунды, но я вдруг понимаю, что мне не хочется слишком с ним откровенничать. Но как много я могу ему сказать?

– И Маму велела Кэтлин дожидаться вас дома. А я… поехала с ней, чтобы все прибрать. Маму сказала, что нам следует быть острожными в Баллифране, но не объяснила почему. Брайан, почему она так сказала? Маме и Кэтлин что-то угрожает?

У Брайана вырывается протяжный вздох. Я вижу, как он старательно подбирает слова – врать он не собирается, просто решает, что можно мне говорить, а что нет. Подозреваю, что во все тайны он меня не посвятит.

– Сначала я отвечу на второй вопрос. Нет, Мэдлин, Шейле и твоей сестре ничего не угрожает. Баллифран – своеобразное место, и не мне раскрывать его секреты, тем более что некоторые из них будет сложно понять людям, выросшим не здесь. Но одно могу сказать наверняка: все в Баллифране боялись моего отца. Включая твоего покорного слугу. И часть почтительного отношения перешла на меня и моих домочадцев.

– Звучит как-то криминальненько, – говорю я.

– Буду с тобой откровенным, Мэдлин, отец был не слишком законопослушным… Не хочу вдаваться в подробности таким прекрасным солнечным утром, но он точно не был хорошим человеком. А я очень стараюсь им быть.

– Мы своего отца толком узнать не успели, – невольно вырывается у меня.

– Иногда это не так уж плохо. Я сейчас не про вашего отца. – Брайан закрывает глаза. – Мне до сих пор нелегко об этом говорить, а ведь я уже оставил целое состояние у психотерапевта. И кстати, будь мой отец жив, одного этого было бы достаточно, чтобы он вычеркнул меня из завещания.