Совершенно не обязательные смерти - [47]

– Скажи-ка, – я поворачиваюсь к Лейле, – а что за история с его шизанутыми бывшими?

Она пожимает плечами:

– Я не в курсе.

Фиакра отрывает банку пива и мрачно уточняет:

– Ты про Хелен?

– В смысле, как Хелен Гроарк?

– В точности как Хелен Гроарк.

Фиакра собирается добавить что-то еще, но Чарли цыкает на него и многозначительно кашляет.

– Не нравится мне это слово – шизанутые. Обычно так говорят о девушках, которые задают своим парням слишком много вопросов.

– Или пишут им по двадцать пять раз за вечер, – не удерживается от шпильки Фиакра.

– Заткнись! – рычит Чарли.

Разговор затухает, а я так ничего и не узнала. Прислушиваясь к смутному гулу голосов, я думаю, как мало мне известно об этих людях – об их стремлениях и об их прошлом. Все это ново для меня, но давно не ново для них.

Они бережно хранят свои секреты, маленькие и большие.

Ее звали Хелен.

Но что имел в виду Фиакра, когда сказал: «В точности как Хелен Гроарк»? Возможно, они были знакомы с Хелен Гроарк, которая однажды ушла из дому, чтобы позже вернуться в виде трупа. Мне вдруг становится холодно. Лону всего девятнадцать. Когда нашли Хелен, ему было пятнадцать. Чуть меньше, чем ей. Но все равно… У Кэтлин с Лоном тоже четыре года разницы. Так что нельзя исключить, что… Я стараюсь унять пустившиеся в галоп мысли.

В Баллифране есть люди, которых следует остерегаться…

Я вспоминаю, как мы познакомились с Лейлой и Кэтлин ненароком упомянула о девушках, найденных в горах. Окидываю взглядом своих одноклассников: сердца бьются, глаза моргают, мышцы сокращаются и расслабляются – и хватаюсь за телефон. Как бы помягче выразиться?..

«Ты знала, что…»

«Бывшая Лона…»

«Нам нужно…»

Нет, это все не годится. К горлу подступает тошнота. Глухая боль прорастает во мне, подобно виноградной лозе. Стены замка увиты плющом, он пробивается сквозь камни и кирпич, проникает повсюду, захватывая пространство, порождая трещины и проблемы. Брайан говорит, что его не следовало сажать. Если плющ прижился, вывести его практически невозможно.

Я закрываю глаза.

Моргаю.

В пабе слишком шумно.

Голоса становятся то громче, то тише. У меня такое чувство, будто я наблюдаю за происходящим на экране. Словно я зрительница, а не участница вечеринки. Я здесь чужая. Жаль, что я не могу уйти.

Делаю глубокий вдох и засовываю руки поглубже в карманы, нащупывая веточки лаванды и кусочки коры.

– А где Уна? – спрашивает Чарли. – Я думала, она тоже придет.

– Придет, – чуть покраснев, отвечает Эдди. – Только опоздает. Ее отец не любит, когда его используют вместо такси.

Я удивленно смотрю на Эдди. Он улыбается, а щеки у него так и пламенеют. Мне это не нравится.

– Я… написал ей, спросил, когда она будет. – И снова эта улыбка.

Никогда не замечала, что лицо Эдди так и напрашивается на пару крепких оплеух. Прикусываю губу и проверяю телефон. Три сообщения.

Настал мой черед улыбаться.

Я чувствую, как что-то растет и крепнет внутри меня, здесь, в этом пропахшем пивом пабе, пока я сижу и смотрю на парня, которому нравится девушка, в которую я, возможно, влюблена.

Насколько я вообще способна любить кого-то.

Эдди продолжает что-то говорить. А я решаю взять паузу и спускаюсь по лестнице в маленький плохо освещенный туалет. Когда-то белые, стены сплошь покрыты всевозможными надписями: обрывками стихов, заключенными в сердечки именами. Ищу глазами знакомые. Лона нет, зато есть Хелен. А вот имя рядом с ней кто-то выскоблил вместе с краской.

Я накрываю надпись рукой, зажмуриваюсь и пытаюсь повторить то, что сделала с Лоном. Тяжелый взгляд из самой глубины. Тщетно. Я просто девочка, которая оперлась о стену.

Бесполезное существо.

Когда я возвращаюсь, Кэтал уже вовсю рассказывает о своей победе в соревнованиях по дертджампингу. Я как раз успеваю понять, что речь идет о езде по грязи на горных велосипедах, когда Уна наконец появляется. На ней джинсы, короткая черная футболка, ожерелье из медной проволоки и отшлифованных морем осколков зеленого стекла. Волосы убраны в маленький высокий хвост. Выглядит очень мило. Я улыбаюсь, она говорит мне «привет» и подходит, чтобы обнять. Целует сначала в одну щеку, потом в другую. Я замираю. Каждая частичка меня ожидает большего.

– Ой, прости, – смущенно бормочет Уна. – Совсем забыла, что здесь не принято целоваться при встрече. Привыкла, что во Франции так здороваются.

Точно. Я где-то слышала об этом. Чудесный обычай. Я улыбаюсь Уне, наши взгляды пересекаются. И снова эти крапинки голубого. На миг мне кажется, что они движутся, словно серебряные рыбки в темном пруду. Потом я спохватываюсь, что пялиться неприлично, и опускаю глаза.

А когда поднимаю, то снова встречаюсь с ней взглядом.

– Давай погуляем, – говорит Уна. – Я хочу кое-что тебе показать.

– Хорошо, только пальто возьму.

– Я подожду.

По дороге я хватаю Лейлу за локоть:

– Я выйду на пару минут…

– С Уной? Ни слова больше, – ухмыляется она.

– Ага… Ты не присмотришь за Кэтлин?

– Мэдлин, мы все сидим внизу. Ничего с ней не случится. Иди. Поболтай. – Она делает глоток из стакана. – В смысле, мы, конечно, ненавидим Лона, но с твоей сестрой все будет в порядке. Иди уже. – Она толкает меня, словно я костяшка домино. – Завтра будешь беспокоиться.