Совершенно не обязательные смерти - [34]

Пройдя через булавки и иглы, умертвляющие плоть, он впитывается в листья. Меня вдруг пробирает озноб.

Мы складываем листья в старую банку из-под джема для сохранности. Пришло время хоронить лису.

– Сложим ее в твое пальто, – говорит Маму.

– Что?

– Ты все равно его сняла. И оно уже грязное.

Она, конечно, права, но я бы нашла своему пальто и потраченному времени лучшее применение. Впрочем, я не спорю. Лиса уже остыла, и мертвая податливая плоть противно скользит в руках.

В голове мелькает мысль: на ее месте могла быть я. Живые существа такие хрупкие.

Закопав лису, мы сжигаем листья над могилой. Последним чистым клочком моего пальто Маму тщательно протирает банку, чтобы убрать в сумку. Я снова вспоминаю отца. Как легко причинить нам вред. Листья обратились в ничто всего за минуту. Хотя они уже были мертвы, а значит, не мучились от боли.

Я чувствую, как земля втягивает то, что недавно впитали в себя листья.

– Вот и закрыли, – объявляет Маму, отряхивая большие плоские ладони от могильной земли.

– Что закрыли? – спрашиваю я, дрожа от холода.

Маму протягивает мне пальто. Оно мокрое и воняет дохлой лисой. Я бросаю на Маму мрачный взгляд и отказываюсь его надевать.

Она равнодушно вздыхает.

– Мне нужно знать, – тихо говорю я.

Маму смотрит на меня, и, хотя уже темно, думаю, она все видит. И снова вздыхает, но теперь раздраженно, словно я – непрошеная гостья. По выражению ее лица я догадываюсь: Маму старательно подбирает слова, чтобы дошло даже до такой тупицы, как я.

– Кое-кто пригласил кое-что в наш мир. И оставил дверь открытой, чтобы облегчить переход. Ты же почувствовала сигнал, исходивший от лисы?

– Вы про волну тепла? – уточнила я.

– Разные люди ощущают это по-разному. Но то, что было приглашено, могло откликнуться на зов.

– А у этого есть имя? – спрашиваю я, как будто это имеет значение. Как будто так я пойму, что это было и что оно сделало.

– Имена нужны для порядка, – отвечает Маму, – а это существо есть хаос, жестокий и злобный. Когда обращаешься к чему-то подобному, оно врывается в наш мир без всяких церемоний, оставляя после себя дыру. И существа послабее могут воспользоваться ею, чтобы попасть в лес. Но то, что они слабее, не значит, что они слабы. Особенно в сравнении с нами. Мэдлин, ты должна уяснить: в этом мире есть люди, готовые на все ради исполнения своих желаний.

– Понимаю.

На самом деле, я не понимаю, но хочу, чтобы Маму продолжала. Она ненадолго замолкает – снова ищет слова на доступном мне языке.

– Когда ты впервые звонишь кому-то по телефону, ты не знаешь наверняка, кто тебе ответит. В номер может закрасться ошибка. Трубку может взять другой человек. Тот, с кем тебе совершенно не хочется общаться.

Маму говорит о телефоне с той же интонацией, с какой наша мама говорит о приложениях. Интересно, сколько ей лет?

– И даже если в конце концов ты услышишь нужный голос, он останется лишь голосом. Без плоти и крови. Ты не сможешь к нему прикоснуться. Я предпочитаю, чтобы мне помогали те, кого я могу потрогать. Помощь иного рода скорее навредит.

Все это звучит довольно безумно – как сказка, а не серьезное объяснение. И мне это не нравится. И еще больше мне не нравится, что я верю Маму. Я не хочу, чтобы все это было правдой. Хочу обратно в свой мир, знакомый и безопасный. Уж всяко безопаснее, чем тот, о котором она рассказывает.

– Так кто-то пытался что-то призвать? – уточняю я.

Маму отрывисто смеется, словно я сказала что-то донельзя глупое. Я пожимаю плечами, а она глубоко вздыхает:

– Вопрос – это приглашение, а не приказ. Если начнешь раздавать приказы этим ребятам, долго не протянешь.

Деревья вокруг очень высокие, а я очень устала. Слишком многое случилось за один вечер. Я хочу к маме. Спрашиваю жалобно:

– Маму, можно мы поедем домой?

– Да. Думаю, теперь можно.

Я иду следом за Маму, неотрывно глядя на ее высокую фигуру среди высоких деревьев.

Когда мы возвращаемся, в замке тихо и темно.

Костенец сколопендровый (от хандры и для огня)

Маму отводит меня в свою берлогу, сажает в мягкое кресло и вручает чашку с горячим чаем. Меня почему-то удивляет, что в ее жилище есть кресла и чайник. А еще гранитная столешница и маленькая печка. Ей больше подошла бы нора, вроде тех, где обитают хоббиты и на огне всегда булькает котелок. Я наклоняюсь вперед, силясь облечь в слова вопросы, не дающие мне покоя.

Но Маму, сверкнув глазами, заговаривает прежде, чем я успеваю открыть рот:

– Ты сегодня неплохо справилась. Не взяла только костенец сколопендровый, болотное масло3 и щелочную почву. С остальным не ошиблась.

Маму, очевидно, думает, что я понимаю, о чем речь. Словно я получила три с плюсом за контрольную. Хотя я всегда получаю минимум четыре. Медленно вдыхаю, отвожу плечи назад.

– Чем мы занимались там, в лесу? – спрашиваю я. – Что все это значило?

– Что все это значило? – медленно переспрашивает Маму, будто я испытываю ее терпение.

– Да.

– Там, в лесу, мы проявили осторожность. Когда уходишь из дому, следует запирать дверь.

– Но вы не заперли.

Маму внимательно на меня смотрит:

– Я всегда запираю дверь. Только мне не нужны ключи.

– А это что значит?

– Я не рискую понапрасну. – Маму делает большой глоток из желтой глиняной чашки со звездой на боку.