Сова по имени Уэсли - [15]

Недостаток подобной эмоциональной стимуляции негативно влияет на развитие головного мозга. Например, чем однообразнее и скучнее обустроена крысиная клетка, тем хуже и слабее развивается мозг крысы. При посмертном вскрытии разница между крысой, у которой при жизни было много игрушек, и крысой, у которой их не было вовсе, видна невооруженным глазом. У первой мозг окажется усеян всевозможными морщинками и холмиками, что говорит о значительном количестве нейронных связей, тогда как у второй кора головного мозга будет относительно гладкой, так как у нее отсутствовала стимуляция для развития нейронных связей. Не менее важными факторами, негативно влияющими на животное в неволе, являются банальная скука и, разумеется, депрессия.

Чем разумнее животное, тем более сложным эмоциям оно подвержено. Если верить работающим с ними ученым, попугаи, подобно многим приматам, в зависимости от вида могут по уровню интеллекта и эмоционального развития сравниться с двух- или даже пятилетним ребенком. Владельцы попугаев и любители птиц расскажут вам о том, что попугай может быть настолько раздавлен смертью хозяина, что рискует сам умереть от депрессии, подобно тому, как совы добровольно следуют на тот свет за своими партнерами, одной лишь силой мысли запуская в себе «механизм самоуничтожения».

Я так волновалась из-за эмоционального ответа Уэсли на наш смех над ним, что запретила всем в доме смеяться, что бы он ни вытворил. Этому правилу бывало крайне тяжело следовать, так как многие из его проделок были невероятно милыми, и да – уморительными. Даже то, как он двигал головой, заинтересовавшись чем-то, выглядело невероятно комично. Он двигал ею сначала по горизонтали, с лицом каменным, как на древнеегипетской фреске; затем по вертикали, сверху вниз до упора, после чего поднимал голову обратно на уровень плеч и резко вытягивал ее в сторону предмета своего интереса, совсем как персонаж какого-нибудь мультика, крайне чем-то удивленный или пытающийся что-то рассмотреть получше. Ну как можно было удержаться от смеха при виде этой картины? Это было просто невероятно мило! Нам приходилось либо сдерживаться, либо бежать в другую комнату и смеяться там. Уэсли относился к себе весьма серьезно, так что и нам приходилось отвечать ему тем же.

После примерно недели падений и неудачных аварийных посадок Уэсли, наконец, научился махать крыльями, направляя кончиками часть воздуха вперед, и таким образом полноценно парить. Теперь, подлетев к желаемой точке приземления, он несколько секунд нерешительно висел над ней в воздухе, подобно вертолету, а затем медленно опускался на ноги. Весь этот маневр, естественно, сопровождался самой активной моей похвалой и восторгом всех домашних. А уж когда Уэсли освоил технику торможения в полете перед приземлением, мы с Вэнди и вовсе завизжали от радости, причем Уэсли присоединился к нашему восхищению, и звучало это примерно как «Дии, дии, ДИП-ДИП-ДИП, дии, дии». Он смотрел на нас сияющими глазами и хлопал крыльями, словно принимая похвалу.

Мне кажется, Уэсли немного отставал в развитии от большей части совят. Возможно, виной тому было отсутствие настоящих родителей и, как следствие, необходимость учиться многим вещам самостоятельно. Опять же, поврежденный нерв наверняка тормозил процесс укрепления крыла и, соответственно, стабилизации полета. Даже научившись нормально летать, Уэсли явно испытывал трудности с выносливостью, и после нескольких минут полета его правое крыло неизменно начинало провисать. В дикой природе он не смог бы не то что прокормить целое гнездо малышей – он и одного себя-то вряд ли смог бы «содержать». Но летать ради развлечения ему определенно нравилось.

Как-то раз на выходных Уэсли проспал бóльшую часть дня у меня в комнате, и когда стемнело, я решила его проведать. Я открыла дверь в спальню, и мой любимец, явно целившийся мне на голову, не справился с управлением, врезался мне прямо в лицо и запутался в моих длинных волосах. Он, естественно, запаниковал и довольно ощутимо расцарапал мне лицо. Выпутав его из волос, я повела себя так, будто ничего не случилось, во избежание очередной сцены из серии «мне так стыдно», кои неизбежно следовали за его полетными «эксцессами». Правда, мне после этого несколько недель пришлось терпеть заботливые расспросы о моем гипотетическом «жестоком парне» и «домашнем насилии». Я за всю жизнь настолько привыкла к постоянным царапинам от животных, особенно от сов, что никогда не пыталась их как-то активно залечивать, а просто, как и все биологи, регулярно прививалась от столбняка (центры реабилитации обычно настоятельно рекомендуют своим сотрудникам прививаться еще и от бешенства, но этим рекомендациям, как правило, почти никто не следует, и я не исключение, – все же бешенство встречается достаточно редко).

Когда работаешь с хищными птицами, потеря концентрации даже на секунду чревата катастрофическими последствиями. Вскоре после столкновения с Уэсли произошел один крайне неприятный случай. Я была на работе и как раз хотела прибраться в карантинной зоне, где на тот момент жил один весьма игривый филин, бросавшийся на все, что двигалось. Он приехал к нам из другого центра, так что нам пришлось некоторое время держать его на карантине, чтобы удостовериться, что он ничем не заразит остальную популяцию.