Соучастие - [65]

— Надо по совести.

— Почему ваш Гусаров без совести управляется? — горячо воскликнул Шунин. — За что он меня по мелкому хулиганству сегодня оформил? — В вопросе прозвучала обида.

— Так вы же ругались. Притом нецензурно.

Шунин не отвел взгляда.

— Он написал, что я публично. А я — один на один…

— При людях!

— Они отказались…

— Нет, подтвердили. Я материал читал. Как же это вы? — к явному неудовольствию Шунина, добавил Арсентьев.

На щеках Шунина легли жесткие складки.

— Гусарову охота была меня наказать.

— Не торопитесь со своими выводами. Гусаров справедливый человек!

Шунин будто не слышал этих слов.

— Мало мне одного позора, так он еще и на работу письмо хочет направить. А там оттирайся, доказывай…

— Вы где работаете?

— На комбинате, разнорабочим. Заготовки к станкам таскаю. Вот и вся моя работа.

— Я по поводу письма разберусь…

Шунин взглянул недоверчиво и отозвался сдержанно:

— Много мне чего обещали… — он вяло махнул рукой. — Знаете, почему я сказал правду? Чтоб не было новых потерпевших. Они между мной и Гусаровым не стоят. — Эту фразу он произнес почти шепотом. И так же тихо продолжил: — Насолил он мне. Сцепление отказало. Вот и решил в долгу не остаться. Пусть, думаю, побегает, поищет. На его участке ведь кража…

— А я здесь при чем? Почему меня решили погонять? — спросил Арсентьев.

Шунин отвел глаза.

— Чего теперь об этом? Глупость, конечно… Только если вас больно толкнуть, то и вы не удержитесь. Обидно мне стало… — он сжал губы.

— Я удержусь. Личное не перевесит, — ответил Арсентьев. — Обиду соизмерять надо.

Шунин достал новую сигарету и стал жадно курить.

— Не ладил я с Гусаровым. К примеру, в соседнем доме на прошлой неделе Лисовских обворовали. Поинтересовался я, а он в амбицию. В итоге — протокол сегодня составил. Это у него быстро получилось. Соизмерил!

Арсентьев смотрел озадаченно.

— У какого Лисовского? Не слышал о такой краже.

— Выходит, опять вру? — с тяжелой улыбкой спросил Шунин.

— Расскажите подробнее.

— Подробнее пусть Лисовские скажут…

Оставшись один, Арсентьев заходил по кабинету. С площадки против отделения доносился гул прогреваемого мотора патрульной машины. На подсохшем асфальте, под светом фонарей громко кричали девчонки. Они играли в классы. «Выходит, еще одна кража. И тоже не раскрыта, — огорчился Арсентьев. — А может, зря я расстраиваюсь? Может, Шунин и об этом наплел?» Но в глубине души чувствовал, что утешает себя напрасно. По делу, в котором не было своевременного осмотра, работа предстоит трудная. Мелькнула мысль выехать по адресу. Он взглянул на часы. Было начало десятого…

Гусаров вошел в кабинет без стука, довольно улыбаясь.

— Ну как свидетель?

— Увлекательно поговорили. Поздравляю с такой находкой и, самое главное, со своевременной.

— Приятно слышать, — не уловив иронии, удовлетворенным тоном отозвался Гусаров.

— Повезло тебе…

— Везет тем, кто не старается, а я работаю на совесть.

— Не переоцениваешь?

— Может, самую малость, — рассмеялся Гусаров.

Арсентьев посмотрел ему прямо в глаза:

— Скажи, что ты знаешь о Шунине?

— Судим. Полгода как прибыл. Работает. В предосудительном не замечался.

— А если сделать общий вывод?

— Ничего мужик. Проверен не раз. Встает потихоньку на ноги. Последнее время даже выпивши не вижу. Трезвый ходит.

— И верить ему можно?

— Несомненно. А что?

Арсентьев ответил моментально:

— Ты плохо знаешь этого человека. Шунин обманул нас двоих. Обманул из-за утреннего протокола.

— Я действовал по закону, — смущенно сказал Гусаров.

— Не поднимай волны, законник. Ты о письме ему на работу говорил?

— О письме я для острастки сказал.

— Выходит, припугнул. Правом своим давил. Пойми, держать человека в страхе — жестоко! Если этого не поймешь, потом крупных ошибок замечать не станешь. Привыкнешь, как дальше работать будешь? Никто не сделает тебе так плохо, как сам себе, — назидательно сказал Арсентьев.

— Учту ваше замечание, товарищ капитан.

— Учти… Кстати, он с тобой о краже у Лисовских говорил?

Вопрос окончательно испортил Гусарову настроение. Пятерней он взъерошил волосы.

— Я о краже не знал.

— Он говорил? Говорил! Обязан был проверить.

Хоть и тяжелая штука признавать свои ошибки, но Гусаров сказал не колеблясь:

— Не сделал… Наверное, по неопытности. — И провел пальцами под воротом рубашки, словно форменный серый галстук туго сдавливал шею. Он был по-настоящему огорчен. — Но я просил бы вас…

— По этому факту давайте без ваших «но», — остановил его Арсентьев. — Исправляйте свою ошибку. Нужно принять самые неотложные меры. К утру доложите, была ли кража у Лисовских. Дело не терпит отлагательств. Таранец поможет провести эту работу. Если будет установлено, что вы пытались скрыть преступление, я поставлю вопрос перед руководством, — сказал нарочито спокойно. Решил: за допущенную ошибку надо сразу же поправить парня. Но как? Нельзя же его распекать, как старого опытного служаку. Ведь молод еще. Добавил: — И знайте, в нашей работе скидок на неопытность нет… Мы должны служить людям честно. Это наша главная обязанность. Без этого мы им не нужны.

Гусаров не стоял с запахнутой наглухо душой, не делал вид несчастного страдальца, не смотрел тупо в пол и не чеканил автоматически, безэмоционально: есть, понял, исправлюсь… А сглотнув подступивший комок, не опуская глаз, сказал запальчиво, с юношеской духовной нерастраченностью, предельно собранно: