Сотворившая себя - [6]

– Я бы хотела забрать вещи Фила, – потом добавила, – из его кабинета…

– Да, конечно, – с готовностью откликнулся Лью, однако в следующее мгновение он стушевался. – Подожди немного, – попросил он Элен, а сам быстро прошел в кабинет своего бывшего заместителя и первым делом вытащил из верхнего левого ящика письменного стола толстый конверт из плотной бумаги.

За несколько месяцев до трагедии Фил предупредил Лью: «Если со мной что-нибудь случится, сразу уничтожь этот пакет. Он ни в коем случае не должен попасть в руки Элен. Есть вещи, которые женам знать не полагается», – и Фил тогда с заговорщическим видом подмигнул товарищу.

…Льюис несколько секунд, держа конверт в руках, постоял в раздумьи. Что с ним делать? Затем напечатал на нем: «Фил Дурбан. Личное», – и спрятал в шкаф в соседнем кабинете, которым совсем недавно пользовался отец Лью и который с того момента, как старший Сван занялся строительным бизнесом, стоял пустым. Он спрятал конверт на полке стенного шкафа для одежды – мысль о том, что его следует уничтожить, даже не пришла ему в голову, ведь формально эти бумаги принадлежали Элен. Также очевидно было то, что сейчас не самая подходящая пора вручить его миссис Дурбан, тем более, что теперь никто не может сказать, что там находится. Лью решил было открыть конверт, затем решительно положил на место – что-то недостойное было в заглядывании в бумаги покойного товарища. Пусть секреты Фила Дурбана умрут вместе с ним. Он вышел из отцовского кабинета и направился в свой офис, где его ждала Элен.

– Вы бы смогли приехать в город? – Эл Шелдрок спросил миссис Дурбан по телефону. Эл был доверенным лицом Фила по финансовым вопросам – он оплачивал расходы, пока Элен не открыла собственный счет. Уже во время похорон ее неприятно удивило то обстоятельство, что сама расплачиваться она не имеет права.

– Через две недели, считая от сегодняшнего дня, вас устроит? – в свою очередь поинтересовалась Элен, стараясь как можно дальше оттянуть этот визит. Она боялась встречи с Элом, боялась всяких цифр, особенно пугала ее необходимость самостоятельно принимать решения. Фил всегда держал бюджет семьи в своих руках, всегда сам расплачивался по счетам. Элен с момента окончания колледжа не занималась финансами, никогда не имела дело с ипотекой – ведь за дом им еще предстояло платить, – никогда не покупала вещей, стоивших дороже зимнего пальто, но и в этих случаях она всегда советовалась с мужем, который, по существу, давал добро на ту или иную покупку. Муж постоянно твердил, что о бюджете семьи ей и знать ничего не надо. Деньги не должны ее заботить – Элен, в общем-то, была согласна с ним. Общественное мнение в ту пору с подозрением относилось к самостоятельности женщины в денежных вопросах – все равно, мол, они в этом ничего не смыслят.

– Две недели? Прекрасно! – ответил Эл. Элен перевела дух. Хотя, с другой стороны, что ей беспокоиться, – Фил застраховал свою жизнь на сто тысяч долларов.

Сто тысяч долларов!

Тебе не о чем будет беспокоиться, – не раз говаривал он ей.

Сто тысяч долларов! И это в 1959 году, когда платье на заказ стоило 49 долларов, фунт филе говядины – 95 центов.

Сто тысяч – это целое состояние!..

Тебе не о чем беспокоиться, даже если со мной что-нибудь случится. Сколько раз Фил твердил ей об этом. Конечно, никто из них и помыслить не мог, что с ними «что-нибудь случится». Но это произошло.

Все равно, у нее есть сто тысяч, и она может не беспокоиться о будущем…

3

Кабинет Фила, в сущности, являлся предметным воплощением его личности. Здесь еще бродил его дух – хозяин вышел, но вот-вот вернется, – вещи, с которыми он сроднился, к которым испытывал пристрастье. В этом небольшом, со вкусом оформленном помещении можно было почувствовать его увлечения, антипатии и… тайные пороки.

На письменном столе, лицом к входящему, красовался портрет Элен в серебряной рамке. В углу еще один любительский снимок жены, сделанный в Вермонте. В тот субботний день они с утра отправились кататься на лыжах. Вернулись за полдень… Тогда он и щелкнул ее – Элен была в обвисшем громадном мужнем свитере ручной вязки, в лыжной кепке с большим козырьком, надвинутой на самые брови. Разрумянившаяся, с ослепительной улыбкой, затмившей ее прекрасные глаза… Элен вздохнула… Разве можно забыть тот уик-энд. После возвращения на базу разыгралась пурга… Фил купил бутылку красного вина, и они заперлись в домике, разожгли камин и принялись за вино и любовь. Потом, утомленные, заснули; пробудились уже затемно, зверски голодные… Толкнулись в дверь, но не смогли открыть ее. Снегом замело… Пришлось довольствоваться плиткой шоколада, яблоком и баночкой соуса, который Элен купила в магазине сувениров. И вновь отдались любви… Тот уик-энд вместо двух дней продолжался все четыре.

Четыре дня взаперти, как в тюрьме, где было полным-полно счастья…

Элен положила снимки в дорожную сумку и постаралась вычеркнуть их из памяти – вернее, решила до срока забыть о них, сохранить для будущего. Эти воспоминания теперь не имели цены, расходовать их следовало экономно, ведь они – на всю оставшуюся жизнь.