Сослагательное наклонение - [12]

– Иными славами, наш дорогой шеф предлагает нам идти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что, – как бы подытожил Даниленко.

– Именно так, с той лишь разницей, что не предлагает, а заставляет, – усмехнулся Рыжов.

Виктор обрадовался. Он почувствовал, что ему удалось навести Даниленко на нужный настрой. Всё прошло даже легче, чем он думал. Теперь было важно не сбить Владимира, не дать ему увериться в обратном. И Рыжов, и Даниленко недолюбливали Вавилова – это несмотря на то, что оба, по большей части, обязаны ему карьерой. Но в то же время оба они считали его устаревшим, и его старая формация порой очень сильно задевала их обоих. Что и вызывало определённое недовольство. И вот Даниленко очень легко поддался настроению Рыжова.

– Так что мы будем с тобой делать? – спросил Даниленко Рыжова. – У тебя уже есть какие-то идеи?

– А что мы ещё можем делать? Мы должны честно дать понять ему, что нет никаких поводов для беспокойства, в чём я ни на секунду не сомневаюсь, – уверенным голосом ответил Рыжов.

– Больше всего ненавижу искусственно созданные проблемы! – возмущённо высказался Даниленко.

– Согласен с тобой, – поддержал его Рыжов.

– Что-то наш полковник совсем сдавать стал, скоро барабашек искать начнём.

Рыжов и Даниленко ещё долго обсуждали сложившуюся ситуацию. Перебирали множество вариантов их возможных действий. А ближе к вечеру уже Даниленко побывал у Вавилова.

– Вы были правы, товарищ полковник, Рыжов действительно что-то скрывает, – рапортовал Даниленко. – У меня нет сомнений, что он прекрасно знает о мемуарах, более того, именно он помогает Горбачёву.

Глава 6

После получения письма из обкома Евстафьев сразу же сообщил об этом Голубеву. В свою очередь он поведал обо всём своим друзьям. Само собою разумеется, эта новость их сильно расстроила. Сколько было потрачено усилий и нервов, чтобы договориться с Евстафьевым – и вдруг такое. Вечером того же дня, когда было получено письмо, все они собрались у Сосновского, для того чтобы обдумать, что делать дальше.

– Это какой-то злой рок, – начал сетовать Голубев. – Казалось бы, всё завертелось, и тут удача просто выскользнула из рук.

– Не прошло и полгода, и мы вновь решаем прежний вопрос, – произнёс Сосновский.

– Только решим ли? – отчаянным голосом добавил Голубев.

– Давайте не будем падать духом, – стал подбадривать всех Блажис, – мы справимся.

Однако за этими словами Геннадия Блажиса ничего кроме желания справиться не стояло. Он был так же удручён сложившейся ситуацией, как и Голубев, только не подавал виду и всячески старался поднять моральный дух своих товарищей.

Компаньоны стали вырабатывать различные идеи. Пошла бурная дискуссия, как следует поступить. Идей было много, идеи были разные. Начиная от нелегального перехода за границу и заканчивая подбросом мемуаров в посольство какой-либо из стран Запада. Однако все они были несопоставимо хуже того варианта, который сорвался, имели очень много минусов и, главное, сложностей в исполнении. Но расходились они, тем не менее, в приподнятом настроении. Несмотря на то, что они ни к чему не пришли, они были полны решимости, и никто из них не сомневался, что они выберутся из сложившейся ситуации.

Для Евстафьева это была в первую очередь личная обида, он счёл это за удар ниже пояса. Николай, конечно, поначалу сильно расстроился, его состояние было близко к отчаянию. Однако он быстро взял себя в руки. В конце концов, было ещё не всё потеряно. У Евстафьева за долгое время сложились неплохие отношения с обкомом и помимо Себастьянова он мог найти, к кому обратиться.

Николай Петрович стал звонить в отдел культуры обкома. С заведующим отделом Суховым Иваном Сергеевичем он был знаком уже давно, еще когда он не был заведующим. Начав разговор с приёмов элементарной вежливости, узнав, как у него дела, Евстафьев сразу перешёл к сути.

– Иван Сергеевич, – начал Николай Евстафьев, – вот тут мне письмецо из вашего обкома пришло…

– Да-да, – перебил его Сухов, – я знаю, обком решил, что тебе не следует ехать в Италию.

– Ну, и что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что причина, которая была указана в письме, на самом деле совсем не та, по которой твоя поездка была отложена.

– И я тоже так думаю. Но что теперь делать?

– Откровенно сказать, ты тоже хорош, – упрекнул Евстафьева Сухов, – что это ты вдруг разгорячился.

– Так ты в курсе?

– Об этом весь обком болтает! Причём все были поражены, тебя все знают совсем с другой стороны. Но ты ещё должен быть доволен, – продолжал Сухов, – никаких репрессивных мер против тебя даже не планируется, а определённые меры воспитательного характера обком всегда применяет. Иначе не будет дисциплины.

– Дисциплина обеспечивается неправдой?! – возмущённо спросил Евстафьев.

– Что-то ты больно дерзок стал в последнее время! Какой ещё неправдой?

– Ты же сам сказал, что истинная причина в письме не указана, стало быть, использованы приёмы неправды, – пояснил Евстафьев.

– Однако!

Наступила пауза. Николай понял, что он может окончательно всё испортить. А между тем ему сейчас как никогда требовалась поддержка. Нужно было срочно менять тональность разговора.