С удивлением Петр слушал учительницу, так откровенно говорившую о себе.
— Теперь бы я, — продолжала Инесса Сергеевна, — или вызвала бы его отвечать, или перевела бы все в шутку. Может, у него все это случайно вышло? Теперь бы я…
«Теперь бы я, — кипел от возмущения Петр, — теперь бы мы… А о чем мы думали раньше? Столько пламенных слов произнесли, а человека проморгали».
— Вы знаете, как-то зимой я проводила урок физкультуры, — снова улыбнулась Инесса Сергеевна. — Заболел учитель физкультуры. В общем, пошли мы в парк, на лыжах кататься. И тут обнаружилось, что Наташа Никольская — помните, она сидела на первой парте, черноглазая, симпатичная? — забыла в классе варежки…
«А, это она прошептала, — вспомнил Петр, — что было очень весело».
— И что вы думаете, — продолжала Инесса Сергеевна. — Прокопенко отдал ей свои перчатки… А ведь стоял январь, мороз был жуткий… Я тогда решила, что Наташа нравится ему и он выделяет ее среди других девочек. Ничего подобного. Она была для него, как все. Выходит, что Прокопенко — добрый и внимательный мальчик…
— Боже, какая трогательная история! Отпетый хулиган и воришка отдает свои перчатки девочке, чтобы та не отморозила нежные белые пальчики. Так и хочется поплакать в платочек. — Петр картинно вскинул руки.
В моряка сегодня словно бес вселился. Любое слово учительницы ужасно злило его.
Инесса Сергеевна вскочила, хотела что-то сказать, но не смогла и выбежала из комнаты. Петр покрутил головой.
— Ну и скотина ты, брат, — обругал он сам себя. — Нахамил девушке. Она тебе душу открыла, а ты…
Петр опрометью выскочил на улицу. Инесса Сергеевна не успела уйти далеко. Петр легко разглядел ее каштановые волосы, разлетавшиеся при ходьбе.
Петр вновь поблагодарил природу, которая дала ему такие длинные ноги. В несколько прыжков он догнал Инессу Сергеевну и осторожно тронул ее за руку.
Девушка остановилась, резко повернулась к Петру и посмотрела на него в упор.
— Простите меня, — Петр опустил голову. — Я вел себя по-хамски. Но у меня сегодня тяжелый день… Впрочем, это не оправдание…
— А что случилось?
Инесса Сергеевна так просто и хорошо спросила, в глазах ее было такое неподдельное сочувствие и искреннее желание знать, что у Петра стряслось.
И Петр, не таясь, рассказал девушке обо всем. И о Васе Семенкове, и о деле на Подлесной, и, больше всего, о том, сколько успел наломать дров он, Петр, всего лишь за месяц работы инспектором.
— Как видите, я ужасно зеленый милиционер, — уныло произнес Петр, приготовившись к граду насмешек, которых он ждал от девушки.
Но Инесса Сергеевна и не собиралась смеяться над моряком.
— Я считаю, — произнесла девушка, — что у вас есть явные педагогические способности.
— Да ну, какие способности, — махнул рукой Петр, хотя в душе явно обрадовался похвале и даже возгордился. — А вот чего мне и вправду не хватает — так это знаний. После десятилетки на флот, а потом — в милицию.
— Надо учиться, — просто сказала Инесса Сергеевна.
— Надо, — притворно вздохнув, согласился Петр.
Оба рассмеялись и неторопливо пошли по улице.
Жара уже спала, и улица была полна народу.
— А вы сообщили родителям Прокопенко о том, что их сын не имеет никакого отношения к ограблению? — спросила Инесса Сергеевна.
— Пока нет.
— Почему?
— Потому что хочу прийти к ним в один прекрасный день и сказать: «Здравствуйте, ваш сын нашелся!»
— День для них будет и вправду прекрасным, — задумчиво проговорила Инесса Сергеевна. — Тогда я зайду сегодня к родителям Володи. Ладно?
— Хорошо, — кивнул Петр.
— Мы через пару дней в поход идем всем классом, на целую неделю, — сказала Инесса Сергеевна. — Я надеялась, что Володя будет с нами… До свидания, строгий инспектор!
— До свидания, — Петр бережно пожал руку девушки. — Приходите, пожалуйста.
— После похода приду обязательно, — пообещала она.
Вот ведь как бывает. Два человека поговорили по-человечески, почувствовали друг к другу симпатию. И сразу один воспрянул духом. Еще утром ему казалось, что все пропало. А теперь у него появилась надежда.
Великое дело — надежда! Вот и врачи говорят, что у Васи есть надежда. И у Володьки есть надежда. У всех есть надежда…
— Доблестные защитники Севастополя одну за другой отбивали яростные атаки гитлеровцев. Малахов курган держался из последних сил…
Разрубая воздух рукой, седой худощавый экскурсовод вел рассказ. Его слушали с волнением, и он сам загорался от собственных слов, хотя произносил их далеко не в первый раз.
Слушали мужчины, знавшие, что такое война, не понаслышке. Слушали женщины и плакали, вновь переживая то, что, казалось, уже забыто.
Слушал капитан второго ранга в черном парадном мундире. Он держал в руке фуражку, и легкий ветерок, долетавший с моря, ерошил его густые русые волосы.
Слушал и Володька Прокопенко. Он пробился поближе к экскурсоводу, чтобы как можно больше увидеть и не пропустить ни слова. Ни на одном уроке Володька так жадно не слушал.
И внезапно Володьке почудилось, что он взлетел на невидимом вертолете и увидел сверху бой…
Под ним проплывал прекрасный город с белыми домами, синими бухтами, зелеными садами, а Володька слышал взрывы снарядов, скороговорку пулеметов, слышал, как с ноющим звуком заходили в пике самолеты…
