Сошедший с рельсов - [74]

Везде было примерно одно и то же, кроме хронологического порядка: взрыв, смерти, герои, негодяй, расследование, похороны.

Я потратил два часа, но ничего не нашел.

Мне стало казаться, что я ошибся. Неправильно понял поспешный комментарий. Ошибки случаются сплошь и рядом.

И решил: просмотрю-ка я четвертую неделю после взрыва. Когда вышла последняя статья. Потом поцелую на ночь спящих детей, заберусь под одеяло к жене. И засну с ясным сознанием, что все в порядке.

Я начал с понедельника. Перешел ко вторнику…

И чуть не пропустил главное.

Маленькая заметка, погребенная под лавиной новостей о войне на Ближнем Востоке, тройном убийстве в Детройте и супружеском скандале, в который был вовлечен мэр Нью-Йорка.

«Оставшийся в живых герой оказался совсем не героем».

Я щелкнул мышью на названии, открыл статью и углубился в чтение.

Жизненная история. Такие сочиняют, когда иссякает тема героев и жертв и авторы хотят, чтобы читатель покачал головой и задумался об иронии судьбы.

* * *

Извлеченное из-под обломков тело… Опознать не удалось… Несколько недель в коме… Нейрохирургия… По отпечаткам пальцев установлено… Машина на стоянке отеля… Не явился для вынесения приговора… Полицейский представитель сообщил… Тюремная больница…

Я прочитал статью дважды. И сомнения мои рассеялись.

* * *

Инсулин Анны.

Его делали из свиных клеток. Так всегда готовили инсулин, пока не научились синтезировать искусственным путем в лаборатории. Относительно недавнее изобретение. Но Анна с тех пор, как заболела, пользовалась свиным инсулином, а если переходила на синтетический, сахар в крови подскакивал.

«Определенная категория людей плохо реагирует на искусственный продукт», – объяснил нам доктор и велел держать Анну на свином инсулине.

«Его прекращают производить, его все труднее купить, но всегда останутся аптеки, которые будут с ним работать», – успокоил он нас.

* * *

Я разговаривал в столовой с Джамилем Фарадеем.

Раз в год Джамиль приводил в школу преступников из тюрьмы, надеясь тем самым привить воспитанникам вкус к праведной жизни. Осужденные – некоторые из них – даже выросли где-то по соседству, рассказывали, как по недомыслию нарушили закон и каково им теперь находиться за решеткой.

А потом отвечали на вопросы из зала.

«Ты кого-нибудь убил?» – спросил однажды ученик у бывшего наркомана со шрамом поперек лица. И когда тот ответил «нет», школяр разочарованно вздохнул.

– Подумываю о том, чтобы заставить своих недорослей писать заключенным письма, – сказал я Джамилю.

Тот ел жидкое пюре с жирным куриным филе.

– Зачем? – удивился старший воспитатель.

– Для профилактики. По твоему примеру. Ребята потренируются в изложении мыслей, а заключенные, если ответят, преподадут им жизненный урок.

– Давай, – одобрил Джамиль.

– Только вот что…

– Да?

– Я знаю одного арестанта из моих мест. Хочу начать с письма к нему.

– Что он сделал?

– Вроде бы наркота.

– Бывает.

– Не представляешь, как узнать, где он сидит?

– Могу спросить знакомого из Чикагского управления исправительных заведений.

– Сделай одолжение.

– Хорошо. Если не забуду. Откуда он?

– Из Нью-Йорка.

– Как фамилия?

– Васкес.

– Васкес?

– Да. Рауль. Рауль Васкес.

Сошедший с рельсов. 52

Он знал, что я остался жив, и знал, где я теперь.

* * *

Его вытащили из-под обломков полумертвого, то есть мертвого только наполовину.

Несколько недель он пребывал в коме, и никто не знал, кто он такой.

Его машина стояла на гостиничной парковке. Он не показывался на работе, и знакомые сочли его погибшим.

Для идентификации личности у него сняли отпечатки пальцев. Это оказался Рауль Васкес. Тот самый человек, который не явился в суд после того, как ему предъявили обвинения в двух нападениях с нанесением телесных повреждений и в сводничестве.

Его перевели в тюремную больницу и держали там до тех пор, пока он не почувствовал себя лучше. Затем он предстал перед главным судом первой инстанции Бронкса.

Это я узнал из статьи. Об остальном догадался.

Он сидел в тюрьме и делился с сокамерником воспоминаниями о своих подвигах. Сокамерник вышел на волю, приехал в наш город и как-то зашел в аптеку. Он услышал, как я спрашиваю свиной инсулин. Редкое лекарство. Он заинтересовался, поразузнал обо мне и доложил Васкесу.

* * *

Через три недели Джамиль подошел ко мне после уроков и протянул листок бумаги.

– Что это?

– Тут данные о том, кто тебе нужен. Но их трое.

– Их?

– Три Рауля Васкеса. Однако ньюйоркец один. – Джамиль ткнул пальцем в первую строчку. – Вот этот.

* * *

Ночью я не мог заснуть.

Жена почувствовала мою тревогу:

– Что случилось, дорогой?

Я не хотел ей пока говорить. Не мог решиться. Однажды мы избежали катастрофы. Построили новую жизнь. Мы были счастливы. У меня не поворачивался язык сказать, что все напрасно. Что прошлое дотянулось до нас ледяными пальцами.

– Ничего, – ответил я.

Я размышлял.

Какой срок условно-досрочного освобождения при наказании двенадцать лет тюрьмы?

Когда Васкес выйдет на свободу?

Вот тогда он возьмется за меня – это точно. За меня и за мою семью. И сделает то, что сделал с Уинстоном, с Сэмом Гриффином и с тем несчастным, которого вытолкнул из поезда на железной дороге Лонг-Айленда. И бог знает, со сколькими людьми еще.