Соседи - [13]

Чай пили из граненых стаканов, грызли ломкие, поджаренные Леной сухарики, намазывая на них брусничное варенье.

— Я понимаю, — сказала Лена, — вам хотелось бы побольше знать обо мне, кто я и что я, верно?

— А как же, — согласился Семен.

— Так вот, — начала Лена, — я окончила библиотечный институт, заведую детской библиотекой, что на Старопименовском. Не замужем и пока не собираюсь.

— Напрасно, — сказал Семен.

— Что напрасно?

— Что не собираетесь замуж. Девушки должны стремиться к этому.

Она удивленно и вместе с тем выжидательно оглядела его.

— А что, разве стоит собраться?

— Во всяком случае стоит задуматься над этой проблемой.

Потом они заговорили о чем-то другом. Потом она вышла проводить его вместе с Плюшкой.

Спустя два дня он пришел к ней снова. И на следующий день они вдвоем отправились в кукольный театр. Когда окончился спектакль, он первый предложил:

— Надо бы побыстрее добраться домой, а то, наверное, Плюшка заждалась.

— Вы — наш человек, — определила Лена, крепко сжала его руку. — Я сразу поняла, как только поговорила с вами, что вы, наверно, тоже произошли от собаки.

— А я похож на дворнягу, — сказал Семен. — Вы не находите? На большую, лохматую, добродушную дворнягу?

Она засмеялась. И в самом деле, была в его словах известная правда.

— Выражение лица у вас точно такое же, какое бывает у смирной и доброй собаки...

— Стало быть, я пришелся вам по вкусу? — спросил Семен.

Лена помедлила, прежде чем ответить:

— Знаете, как говорят карачаевцы, когда хотят выразить самую большую нежность? Умру раньше тебя!

— Звучит, как стихи, — сказал он. — Кстати, хорошо бы нам перейти на «ты», идет?

— Идет, — ответила Лена.

— Только у меня к тебе просьба, — снова начал он, — не умирай раньше меня, давай умрем вместе, в один день...

Лена серьезно сказала:

— В один час еще бы лучше... Вскоре Семен понял, что уже не может без Лены. Что привязался не только к ней, но и к ее избалованной, сильно раздобревшей за годы беспечального житья Плюшке.

Его снова потянуло к поэзии, он безостановочно сочинял стихи, повсюду — на улице, в автобусе, в электричке, посылал их Лене по почте, хотя они виделись почти каждый день.

Стихи Семена были исполнены жгучей любви, изобиловали сильными выражениями и сравнениями, вроде: «Ты всех милее, ты всех лучше. Лишь смерть одна с тобою разлучит».

Лена аккуратно складывала его письма со стихами в отдельную коробку из-под конфет.

«Пригодится когда-нибудь, — думала, — будем старые, станем вместе перечитывать старые письма и посмеемся над этими виршами...»

Она ошибалась. Семен серьезно относился к своим стихам и, должно быть, вряд ли позволил бы смеяться над ними, даже и став изрядно старше.

Плюшке он тоже посвятил четыре строчки, необычайно растрогав тем самым Лену:

Люблю тебя, собачка Плюшка,

И я скажу тебе на ушко,

Что ты воистину милей

Немалого числа людей...

Он боялся, что Лена будет смеяться над этими стихами, но Лена сказала убежденно:

— В русской поэзии немало произведений, посвященных нашим братьям меньшим, например стихи Есенина «Собаке Качалова»...

— Или «Муму», — добавил Семен.

— Я «Муму» не читала и читать не буду, — сказала Лена, — не могу заставить себя читать о том, как убивают животных...

С некоторой опаской взглянула на Семена: не смеется ли над нею? Но глаза его смотрели на нее с пониманием, и она сказала еще раз:

— А ты — наш человек.

Под Новый год Семен переехал к Лене, оставив маме в единоличное пользование все девятнадцать квадратных метров.

Мама его по-прежнему почти все свободное время отдавала общественной работе. Теперь она задумала разбить во дворе дома, где она жила, фруктовый сад. Ей было уже хорошо за шестьдесят, и дни ее были заполнены до отказа.

Поэтому, когда Лена забеременела, мама Семена решительно заявила:

— На меня прошу не рассчитывать. Нянькой быть не собираюсь. У меня тьма работы, тем более что сейчас мы установили дежурства жильцов в нашем саду и как раз, когда родится ребенок, я все высчитала, начнется приживление молодых саженцев...

Лена не на шутку обиделась на свекровь.

— Знать ее не хочу, — сказала, — ей какие-то саженцы дороже собственного внука...

— Не обращай внимания, — сказал Семен, — мама, она чудачка, конечно, но уверяю тебя, это все на словах, а не на деле...

— Поживем — увидим, — сомневаясь, ответила Лена, и, как показало будущее, она оказалась права.

Семену удалось поменять Ленину комнату на большую. И когда родилась Леля, они уже месяца три, как жили в новой, просторной комнате на Малой Бронной.

Оба они долго выбирали подходящее имя для дочки: то хотели назвать изысканно, что-нибудь вроде Изадора или Альбина, то просто, незамысловато, вроде Дарьи или Марфы.

Лена и Семен спорили друг с другом, а время между тем шло. Девочке было уже около месяца, но имени она все еще не получила, родители называли ее солнышком, лапочкой, радостью и сокровищем, а имени, обычного, человеческого имени у дочки все не было.

И однажды после долгих споров решили: пусть будет Елена, как мать, а сокращенно звать Леля, чтобы не путать с Леной. Так и сделали, а после признавались друг другу:

— Словно гора с плеч...