Соседи - [16]

Ребята уговорили Якова рассказать, так как знали эту историю смутно и не от самого Якова.

Все сыновья Акима Горшкова (дочерей у него не было) дальше четвертого класса учиться не хотели. Чего только в войну не делал старик Горшков: самому младшему, Яшке, купил велосипед, патефон. Попросил Яшка матросскую форму, — на тебе форму! В Черемхово на базаре достал. Бескозырка была самая настоящая, корабельная!

Надел Яшка матросскую форму, ходит по деревне матросом, а учиться не хочет. Тогда Горшков пошел на крайнюю меру. Очень уж ему хотелось, чтобы сын вырос грамотным. Сам Горшков, как он считал, всю жизнь в темноте прожил, даже читать путем не умел, так пусть хоть сын покажет, на что способна Горшкова родова.

Надо заметить, единственная книга, которую осилил Аким до конца, была повесть Гоголя «Тарас Бульба». И так как это была единственная книга, прочитанная до конца, то Аким Горшков и считал, что это самая лучшая книга. И что бы ему ни говорили, Аким, не колеблясь, отвечал:

— «Тараса Бульбу» знаешь? Нет? Прочитай, тогда говорить будешь! А сейчас тебе говорить со мной нечего!

Одним словом, старшие Яшкины братья сумели отговориться от учебы, а Яшке не повезло, да и время такое наступило — учиться все стали.

Дело было в сентябре. Несколько дней кряду дождик как раз сыпал, мелкий, с туманом, не поймешь — середина дня, утро или вечер. В общем, погода для Акима самая подходящая — ничего никому не видно, не слышно… Как потом говорил Аким, ненастье на него повлияло: маялся он, маялся от безделья, от дождя монотонного и надумал проучить стервеца Яшку как следует.

Пришлепал откуда-то Яшка мокрый, как лягушонок, раскисла на нем вся матросская форма. А надо было ходить ему в пятый класс.

— В школе был? — сурово спросил Аким, зная, что ни в какой школе Яшка не был.

— Какая школа, всю дорогу расквасило! — нудным голосом попытался оправдаться Яшка.

— Где был? — не отступался Аким.

— В зароде играли.

— Кто разрешил?

— Никто. Надо же где-то прятаться.

Яшка ничего не боялся и никогда не врал: глаза выпучит, рот откроет — и слова сыплются, как из пулемета. Уж на что Аким бывал скор на расправу, и то не удержится, разулыбается: сын-то, Яшка, за словом в карман не лезет! Это уж точно, старших братьев, туды их растуды, обскачет! Но оказывается, и самый младший дальше четвертого класса двигаться не хотел.

Аким снял со стены ружье, заложил в него патрон с картечью и говорит:

— Переоденься в сухое, и пойдем.

— Куда? — обрадовался Яшка. Он готов был идти в любой дождь в любую грязь куда угодно, только бы не учиться.

Аким рассердился:

— Чего обрадовался?

— Люблю ходить по дождику!

— По дождю любят ходить дураки.

— Ну и что, мне дураком хорошо.

— Этому тебя в школе учили?

— Нет.

— А чего болтаешь?

— Я не болтаю. Ну пошли, что ли. Чего стал? — сердился Яшка на мешкавшего отца.

Аким не замечал, как включался с Яшкой в словесное состязание, прибегая нередко к запрещенным приемам, — мог щелкнуть Яшку по затылку или рвануть за ухо. Этот прием отца Яшка знал в доскональности и, быстро отвечая, не менее быстро увертывался от щелчков и оплеух.

На этот раз словесный поединок никто не выиграл — ружье, которое Аким все время держал в руках, несколько отвлекало Яшку. Отец прикинул, как увеличатся его шансы на улице, и он бодро махнул прикладом ружья, указывая на дверь. Яшка, оттолкнув приклад, снисходительно глянул на отца и, не торопясь, вышел в сени. Отец, не опуская ружья, шагнул за ним следом.

— Подними ружье! — приказал Яшка. — Иль повесь на плечо, я не арестованный.

— Шагай-шагай.

— Подними ружье, кому сказано!

— Я тебе сейчас подниму. Кричишь, чтоб соседи услыхали? Где же твоя смелость?

— Куда идти? — пренебрежительно спросил Яшка.

— К зароду.

Яшка, не разбирая, сначала по самой глубокой луже, а потом по самой большой грязи направился к зароду.

Аким не выдержал:

— Дороги не видишь, лезешь то в грязь, то в воду?

— Хочу и лезу, — огрызнулся Яшка. Он развязал ворота, хмуро глянул на отца. — Вперед пойдешь, что ли?

— Драпануть хочешь?

Яшка, не удостоив отца ответом, пошел, слегка согнувшись, вперед. Но тут же он вспомнил, что красные идут на расстрел с гордо поднятой головой, и он пошел на расстрел в точности так же. Пройдя шагов двадцать и оглянувшись, точь-в-точь как оглядывались красные, он, не останавливаясь, предупредил отца:

— Будешь стрелять, скажешь, я не люблю, чтобы мне стреляли в спину.

— Ладно, — пообещал отец.

Яшка шел так, будто руки у него связаны за спиной. Ни то, как шел Яшка, ни то, как он держал руки, Акиму не понравилось, и он скомандовал:

— Поднять руки вверх!

Находясь в наивыгоднейшей позиции, Аким не ожидал от сына новой дерзости: Яшка, продолжая шагать к зароду, все так же, не оглядываясь, вытянул назад правую руку и показал отцу сложенную по всем правилам фигу. В другой бы раз Аким изловчился и треснул Яшку по пальцам, но сейчас надо было дойти до места без тычков.

— Стой! — скомандовал он Яшке.

— Не дошли еще, — ответил Яшка. Он нехотя остановился среди мокрого зеленого луга, медленно оглянулся и, сожалея, что все скоро кончится, сказал: — Около зарода интереснее.

Аким зашел вперед Яшки, отпнул подальше в сторону увесистый белый голыш и укоряюще произнес: