Соседи - [14]

Надежды Василия Петровича на то, что ему быстренько удастся украсть собственную одежду, вскоре развеялись как дым, потому что оказалось, что Светуля и Гапка, опасаясь непрошеных гостей, не только подло заперли дверь на замок, но и аккуратно закрылись на засов и цепочку, которая тревожно зазвенела, когда Василий Петрович попробовал дверь.

– Кого-то опять принесло, – заметила Гапка, выставляя перед племянницей какое-то незамысловатое, но зато горячее варево на зависть продрогшему Голове, который подсматривал за ними сквозь тюлевую занавеску, размышляя только о том, как ему пробраться в дом, пока он окончательно не околел от холода и голода.

«Единственный способ, – думал он, – это забраться в дом сквозь дымовую трубу. Никогда, правда, мне приходилось возвращаться домой вот так, но что поделаешь? В жизни мужчины многие вещи происходят в первый раз». С этим Василий Петрович и полез на крышу, хотя, скажи ему кто-то еще утром, что он будет скакать по крышам, как мартовский кот, он ни за что бы не поверил. А на крыше было еще холоднее. Босые ноги скользили по черепице и ему даже подумалось, что вот так можно и отдать Богу душу – и только потому, что захотелось примерить ненавистный, издевательский фрак. «Эх ты, – сказал Голова фраку, – сволочь ты. Но тебе, наверное, это и так известно». Фрак промолчал, а Голова на четвереньках, от страха помаргивая и попукивая, совершил восхождение к трубе, из которой доносились заманчивые запахи и женский смех. Луна, к счастью для него, будучи не в силах сдержаться от хохота, спряталась за тучами, а те, в свою очередь, совсем низко опустились над Горенкой, чтобы внимательно все рассмотреть. Голове, впрочем, было не до зрителей. В душе он молился, что с ним давненько уже не случалось, и просил Всевышнего, чтобы тот не позволил его бренному телу сорваться с покатой, скользкой крыши. Но вот и труба, Голова встал на ноги, сразу же позабыв о молитве. И, как оказалось, зря, потому что ноги его как-то сами по себе понеслись к пропасти, и если бы он не схватился за край трубы, то, вполне возможно, это восхождение оказалось бы последним в его многострадальной жизни. Но он удержался, и, более того, руки стали втаскивать его в трубу. Он намеревался, однако, влезть в нее задом, а не передом, но отсутствие координации между отдельными частями его тела воспрепятствовала этому и он, как рак, которого вытаскивают из подводной норы, стал скользить вниз по трубе, благо живот его играл роль тормозной колодки и поэтому он действительно скользил, а не падал.

Голове было невдомек, что за всем этим переполохом сквозь щель в полу наблюдает злой гном Мефодий, который пришел украсть что-нибудь из съестного и с ненавистью сейчас смотрел на челюсти красавицы-Светули, бесцеремонно уминающие горячее Гапкино варево.

«Как бегемот, – думал голодный Мефодий. – Ну точно, как бегемот. И мозгов, наверное, столько же». Дело в том, что Мефодий в силу своего крохотного роста не мог оценить красоты этого белоснежного Монблана, как муха неспособна, наверное, оценить красоту картины, на которой сидит. Но Бог с ними, с гномами и мухами, главное, чтобы мы с тобой, читатель, были способны всегда понимать и оценивать все правильно, даже если нам попадется что-то большое.

А тем временем Голова, к его ужасу и кошмару, застрял. Бесповоротно и окончательно. Подвел-таки его наконец живот! А дело в том, что труба перед камином немного изгибалась и сужалась, и макитра Головы уже проникла в камин, но зато все остальное… «Сидеть мне здесь до пенсии, – подумал опечаленный Голова, – но если, предположим, меня все же пожалеют и будут кормить, то как же мне ходить в туалет? На себя самого? Вот до чего я дошел по причине своей доверчивости!» И его воображение тут же нарисовало ему злорадную картинку – он сидит за столом и медленно, очень медленно и даже как бы печально разрезает фрак на мелкие кусочки, а тот бьется в агонии, как пациент на столе у неопытного хирурга, но убежать уже не может… Эх, мечты! Далеко вы готовы завезти раззевавшегося молодца, но Голове пришлось возвратиться к ничтожности того положения, в котором он оказался, – дело в том, что дышать ему становилось все труднее, кровь прихлынула к голове, и если ситуация никак не изменится, то тогда…

Но тут с сухим треском стена над камином раскололось – сложенная из кирпичей труба не была предназначена для вяления туш, и Голова выпал из нее в камин, оставив при этом в ней остатки так и не исполосованного им фрака. Гапка при виде своего бывшего супруга, голого и цвета негра из Центральной Африки, чуть с ума не сошла от страха, а Светуля, та чуть не подавилась от ужаса похлебкой и спряталась за свою тетку, а Голова встал на ноги и, прикрывая срам руками (шляпа осталась где-то на крыше), ринулся к шкафу, чтобы раздобыть хоть какую-нибудь одежонку.

– Чего пялитесь, бесстыжие?!! – вычитывал при этом Голова замершим от изумления зрительницам, но те только покрякивали, не в силах отвести глаз от Головы и прогнать сковавшее их оцепенение.

А пальцы Головы нащупывали в шкафу только всякую гадость – шелк, флер, кружева, шлеечки – все то, что он так любил расстегивать, но отнюдь не надевать на себя.