Сорока - [10]

Мариса возилась с кофемашиной, подставляя чашку под форсунку.

– Тебе все это нравится? – осведомилась Аннабель со своего места.

– Вы про кофе…

– Да.

– Да, на самом деле. Это все очень просто. Не надо убирать остатки кофе и…

– Я никогда бы не подумала, что это может быть вкусно.

– Ну… – пробормотала Мариса и почувствовала себя провинившимся ребенком.

– Извини, – сказала Аннабель, осознавая, наверное, что была слишком резкой. – Я уверена, что получится вкусный напиток.

Этого уже оказалось достаточно, чтобы Мариса испытала прилив надежды. Она, возможно, просто неверно понимала сигналы. У нее есть склонность неправильно понимать людей, а также постоянно считать, будто все вокруг ее осуждают. Они с Аннабель, наверное, отлично поладят. Уже представила себе, как Аннабель рассказывает своим важным друзьям: «О, я обожаю мою невестку. Мы нашли с ней общий язык». Возможно, им просто нужно получше узнать друг друга, разузнать о причудах и скрытых прелестях индивидуального поведения. Возможно, возможно, возможно…

– Вот, прошу.

Мариса поставила на стол две чашки кофе, каждую на блюдце, которыми они почти никогда не пользовались. Белые чашки с синим ободком. Когда она отметила их красоту, Джейк рассказал, что приобрел их у гончара из Корнуолла. Синий напоминал Марисе о море, а белый материал казался почти полупрозрачным, словно смотришь на солнце сквозь раковину.

Аннабель сделала глоток кофе и скривила рот. Создалось впечатление, что ей приходится задерживать дыхание, пока она пьет.

– Спасибо.

Мать скрестила ноги, откинулась на спинку стула, а руки положила на колени.

– Итак, – произнесла она. – Мы наконец-то встретились.

– Верно. – Мариса улыбнулась. – Я очень этого ждала.

Аннабель выглядела слегка удивленной.

– Действительно? – Она поморщилась. – Я даже не могу вообразить причину. Разве у Джейка был повод говорить обо мне?

– О… нет… – Мариса замолчала. Нечего ответить.

– Но все же мы встретились. Я полагаю, что дети никогда не говорят родителям, чем они там занимаются. Не всегда.

Аннабель поставила полную чашку обратно на блюдце. Женщина не прикоснулась к кофе, и Мариса поняла, что та больше не собирается его пить.

– Хороший сад, – рассеянно отметила Аннабель. – Итак, – продолжила женщина, наклонившись вперед и подперев лицо руками, на ногтях красовался изящный маникюр темно-сливового оттенка. – Когда вы переехали?

– Две или три недели назад? Нет, вообще-то, наверное, уже прошел целый месяц.

Аннабель кивнула.

– Ты должна меня простить, но я довольно-таки старомодна в таких вопросах. Я совсем не одобряю подобное.

Теперь кивнула Мариса.

– Я полагаю, что вы назвали бы это жизнью во грехе, – произнесла Мариса.

– Нет, – ошеломленно ответила Аннабель. – Я бы не назвала это так. Не совсем правильная фраза. Просто… в мое время все происходило более традиционно. – Она особенно выделила последнее слово. – Всегда трудно в одиночку, верно? – Она пристально смотрела на собеседницу голубыми проницательными глазами. – Но раз уж так задумано природой, то так тому и быть. Нет смысла что-то менять. Приходится жить в темпе, продиктованном нам жизнью.

Дыхание Марисы участилось. Странно чувствовать себя настолько обиженной на кого-то, чьего мнения ты так ждала. Аннабель медленно опустила голову. Молчание матери раздражало еще больше, чем ее слова. В правом ухе сверкнула золотая сережка. Украшение, наверное, стоит больше, чем весь наряд Марисы.

– Вам может показаться, что мы куда-то спешим, – заговорила Мариса, – но нам кажется это правильным, и это все, что имеет значение, верно? – Аннабель молчала. Мариса прочистила горло. – Надеюсь, что вы нас поймете. – Молчание. – Со временем, разумеется. Мы не хотим спешить.

– Мы? – Аннабель коротко и резко рассмеялась. – Да ты собственница?

«А почему бы и нет, – подумала Мариса, – он мой чертов бойфренд. И что с того, что ты его мать? Этого мало. Ты никогда по-настоящему не думала о других. Если бы ты так заботилась о нем, то не отправила бы его подальше в школу-интернат, когда ему было всего, блин, семь лет».

Она подумала об этом, но ничего не сказала вслух. Ярость жгла внутри, словно картечь. Рот непроизвольно сжался в прямую линию.

– Спасибо за кофе, – сухо поблагодарила Аннабель и с силой отодвинула чашку, от этого резкого движения кофе выплеснулся на стол. Она намотала шарф на широкую шею и выпрямилась во весь рост. Внешний вид женщины напомнил Марисе какую-то птицу. Пеликан или страус. Птица с глазами-бусинами, назойливым клювом и недобрыми намерениями.

Она, сохраняя молчание, пошла вслед за Аннабель. У выхода женщина повернулась и пожала Марисе руку.

– Приятно познакомиться, – прошипела мать.

Вдалеке завыла сирена.

– И мне тоже, – соврала Мариса. – Надеюсь, что мы скоро увидимся.

Аннабель достала из сумочки солнцезащитные очки и надела их. Глаза женщины исчезли за черными овалами.

– О, я так не думаю, – ответила она с нарочитой вежливостью, словно комментировала погоду.

Женщина спустилась по ступенькам, а девушка смотрела ей вслед: высокий силуэт в белом. На дворе жаркий день, но Мариса заметила мурашки на своих руках. Она вздрогнула.