Сорок правил любви - [42]

— Не говори так!

Я обернулась, чтобы посмотреть, кто сказал это, и не поверила своим глазам. Это был тот самый безбородый странствующий дервиш. Сезам от радости, что вновь видит его, расплылся в широкой улыбке. Я бросилась к нему, желая поцеловать его руки, но он остановил меня:

— Пожалуйста, не надо.

— Но как мне отблагодарить тебя? Ты спас мне жизнь.

Он равнодушно пожал плечами.

— Ты ничего мне не должна, — сказал дервиш. — Мы всем обязаны одному Ему.

Он назвался Шамсом Тебризи, а потом произнес нечто странное:

— Некоторые люди рождаются с замечательной аурой, но потом она блекнет. По-моему, и ты такая же. Когда-то твоя аура была белее лилий с желтыми и розовыми крапинами, но со временем она изменилась. И теперь она светло-коричневая. Разве тебе не хочется стать прежней?

Я смотрела на него, не зная что сказать.

— Твоя аура потеряла свет, потому что многие годы ты считала себя грязной внутри и снаружи.

— Я и есть грязная, — произнесла я, прикусывая губу. — Разве тебе неизвестно, чем я зарабатываю на хлеб?

— Позволь рассказать тебе одну историю, — сказал Шамс.

И вот что это была за история.

Однажды шлюха проходила мимо бездомной собаки. Несчастное животное страдало от жажды на обжигающем солнце. Тогда шлюха сняла туфлю, налила в нее воды из ближайшего колодца и напоила собаку. А потом пошла своей дорогой. На другой день она повстречала суфия, который был человеком великой мудрости. И тот поцеловал ей руки. Женщина удивилась. А суфий сказал ей, что ее доброта по отношению к собаке была искренней и затмила все ее грехи, которые были мгновенно прощены.

Я понимала, о чем говорит Шамс, однако в душе не могла поверить ему.

— Даже если я накормлю всех собак в Конье, — сказала я, — этого будет недостаточно для искупления моих грехов.

— Этого ты не знаешь, это знает только Бог. И почему ты считаешь, что мужчины, которые вытолкали тебя из мечети, ближе к Богу, чем ты?

— Если они и не ближе к Богу, — неуверенно проговорила я, — то кто скажет им об этом? Ты?

Дервиш покачал головой:

— Нет, так ничего не получится. Ты сама должна сказать им.

— Думаешь, они будут меня слушать? Ведь они меня ненавидят.

— Они будут слушать, — твердо произнес Шамс Тебризи. — Потому что нет такого понятия, как «они», так же как нет понятия «я». Все и вся связано во вселенной. Мы — это не сотни и не тысячи разных существ. Мы все Одно целое.

Я подождала, пока он объяснит мне свою мысль, но вместо этого он сказал:

— Вот одно из сорока правил. «Если хочешь изменить отношение к тебе других, надо первым делом изменить свое отношение к себе. Пока ты не научишься искренне любить себя, тебя тоже никто не будет любить. Однако, достигнув этого, будь благодарна за все колючки, которые люди бросят в тебя. Это знак, что скоро ты покроешься розами». — Дервиш немного помолчал. — Как ты можешь винить других за то, что они не уважают тебя, если сама считаешь себя недостойной уважения?

Я была не в силах произнести ни слова, однако крепко ухватилась за то, что ускользало от меня. Я вспоминала мужчин, с которыми спала, — как они пахли, какие у них были руки, как они кричали, когда… Я видела милых мальчиков, которые превращались в чудовищ, и чудовищ, которые становились милыми мальчиками. Я вспомнила мужчину, который имел привычку плевать в девушек, когда спал с ними.

— Грязная, — говорил он, плюя мне в лицо. — Грязная шлюха.

А теперь дервиш убеждает меня, что я чиста, как весенний ручеек. Это звучало как плохая шутка. Я попробовала засмеяться, но вместо этого едва не разрыдалась.

— Прошлое — это водоворот. Если ты позволишь ему затмить настоящее, оно увлечет тебя на дно, — сказал Шамс, словно прочитав мои мысли. — Время — лишь иллюзия. Тебе всего-то и надо — жить настоящим мгновением. Только это имеет значение.

С этими словами он достал из внутреннего кармана шелковый платок.

— Возьми его, — произнес он. — Один хороший человек дал мне его в Багдаде, но тебе он нужнее. Он будет напоминать тебе о том, что у тебя чистое сердце и что в сердце ты носишь Бога.

С этими словами дервиш взял палку и встал, собираясь уходить.

— Вот только тебе необходимо покинуть дом терпимости.

— Как? Мне некуда податься.

— С этим сложностей не будет, — произнес Шамс, блеснув глазами. — Не беспокойся о дороге, на которую я зову тебя. Вместо этого подумай о своем первом шаге. Он самый трудный. Но стоит сделать первый шаг, и дальше все пойдет само собой. Не плыви по течению. Будь сама течением.

Я кивнула. Мне не надо было ни о чем спрашивать Шамса Тебризи. Я поняла, что это было его очередное правило.

Сулейман-пьяница

17 октября 1244 года, Конья

Балагуря и потягивая вино, я просидел до полуночи, потом выпил последний стакан и отправился восвояси.

— Помни, что я тебе сказал, — напутственно произнес Христос, помахав мне на прощание рукой. — Придерживай язык.

Я кивнул, чувствуя себя счастливым оттого, что у меня есть друг, который беспокоится за меня. Однако стоило мне выйти на темную пустынную улицу, как меня охватила усталость, и я пожалел, что не прихватил с собой бутыль с вином на дорожку.

Под стук своих башмаков по камням я думал о людях из сопровождения Руми. Мне стало страшно, едва я вспомнил недобрый огонь в их глазах. Если я что-то и ненавидел в жизни, так это ханжество. Столько раз на многие годы меня поносили очень правильные люди, что от одного воспоминания о них у меня мурашки побежали по спине.