Сорок из Северного Далласа - [67]
Я даже не обратил внимания на то, что передние ворота были распахнуты настежь — так мне хотелось увидеть Шарлотту. У дома стоял «континенталь» Боба Бодроу. Наверно, он в доме, уговаривает её вернуться. Я набью ему морду, стоит Шарлотте моргнуть глазом.
Дверь «континенталя» была открыта, и шум работающего двигателя мрачно сливался с резким гудом, означающим, что водитель оставил ключи в машине. Я протянул внутрь руку, выключил двигатель и положил ключи на сиденье.
Два кота лениво валялись у входа в кухню. Они посмотрели на меня голодным взглядом, очевидно ожидая очередную порцию бычьих яичек.
В доме была тишина. Моя тревога нарастала. Может быть, их даже нет в доме. Следовало бы заглянуть в амбар.
Я вошёл в кабинет.
На диване сидел Бодроу. Он был щегольски одет в светло-синий костюм с широким галстуком в красно-голубую полоску. Он спокойно посмотрел на меня.
— Мне показалось, что кто-то приехал, — сказал он. На брюках были большие тёмно-коричневые пятна. — Они в спальне, — добавил он и почесал щёку.
На кофейном столике лежал сине-стальной «магнум» 0,357 калибра. Бодроу подложил под него журнал, чтобы не исцарапать лакированную поверхность столика.
Теперь они были всего лишь рваными кусками белой и коричневой плоти. Крупнокалиберные пули разорвали на части их тела. Смерть Шарлотты была, по-видимому, мгновенной. Пуля пробила ей щёку и разнесла половину головы. Другая пуля ударила её в грудь, свисавшую окровавленным лоскутом кожи.
Дэвид скончался от потери крови. Огромная кровавая полоса тянулась за ним к углу, где он лежал, скорчившись. Кисть левой руки была почти оторвана, и повёрнутая вверх ладонь смотрела умоляюще. Через спину и ягодицы были пропаханы две глубокие борозды.
— Я застал их в постели рано утром, — спокойно объяснил подошедший Бодроу. — Его дикие глаза бегали по моему лицу. Он хихикнул. — А ты и не знал, что она спала с ниггером.
Я подошёл к столику, взял револьвер и повернулся к нему.
— Ты думал, что обманул меня, — глядя мне в лицо снизу вверх и не переставая хихикать, сказал он. Его белые мокасины были пропитаны кровью и стали коричневыми. — Вы оба смеялись надо мной. Теперь я буду смеяться! — он замолчал и посмотрел мне прямо в глаза. — Я хотел быть твоим другом! — выкрикнул он, указывая на меня пальцем. — Ты мне нравился!
Я поднял руку и прицелился ему в лицо. Он даже не моргнул глазом. Я отвернулся, стараясь, чтобы брызги не попали на меня.
— Он не заряжен, — сказал Бодроу.
Боёк опустился на стреляную гильзу с громким щелчком. Бессильная ярость охватила меня. Я перепрыгнул через столик, подняв револьвер высоко над головой, зацепился за что-то и упал на Бодроу. Он завопил, как резаная свинья. Я снова замахнулся. На этот раз ствол револьвера скользнул по его лбу, и мушка прочертила глубокую царапину, из которой потекла кровь.
— Прекрати! — завизжал он и быстро пополз в сторону от дивана. — Ты сошёл с ума!
Я размахнулся изо всех сил. Тяжесть револьвера придавала удару убийственную силу. Каким-то образом указательный палец оказался между спусковой скобой и его черепом. Раздался хруст. Бодроу рухнул на пол. Моя рука онемела, и револьвер выпал из бессильных пальцев.
Я начал бить его ногами — чтобы убить. Но он был слишком жирным и свернулся в клубок.
— Дерись, сукин сын, сволочь! Вставай и дерись!
Я повернулся и побежал в кухню за ножом. У меня перехватило горло. Я не мог дышать. Рыдания сотрясали меня. Я опустился на пол, и меня вырвало.
Я лежал на полу довольно долго. В дверях появился Бодроу. Он поправил галстук и разгладил пиджак. Кровь всё ещё капала из раны, и плечо пиджака было красным. Револьвер был засунут за пояс.
Он посмотрел на меня, с сожалением покачал головой и подошёл к телефону.
— Старина, — произнёс он, набирая номер. — Ты — ненормальный.
Когда шериф со своими помощниками закончили осмотр, уже стемнело. Бодроу увели. Трупы были отправлены в морги в Лакоте — для белых и чёрных.
После того как шериф записал мои показания, а врач наложил шину на сломанную кисть, я вышел из дома и сел на землю в амбаре. Я ни о чём не думал, просто сидел и смотрел. Бычок с любопытством поглядывал на меня из соседнего стойла.
Когда я наконец вышел из амбара, около моей «ривьеры» стоял лишь автомобиль шерифа. В темноте смутно виднелись очертания его фигуры с сапогом на бампере «форда».
— Он что — твой друг?
— Нет.
— Так вот. Мы нашли рюкзак с марихуаной в спальне убитой, и к тому же этот Бодроу застал её в кровати с ниггером. Если он купит себе хорошего адвоката, вряд ли его посадят. — Шериф задумчиво покачал головой. — Такая красивая девушка, — пробормотал он. — Зачем она это сделала?
Потом он выпрямился и подошёл к двери «форда».
— Ну, до встречи. — Он помахал рукой.
Шериф включил двигатель. Мгновенно ночь озарилась красными и синими огнями. Машина тронулась с места, потом вдруг остановилась, словно шериф что-то вспомнил.
— Эй! — крикнул он. — Желаю успеха в воскресном матче! Автомобиль с рёвом умчался по дороге, разбрасывая гравий.
Я слышал, как завизжали шины, когда он свернул на шоссе. Рёв сирены стих.
Облокотившись на забор, я смотрел на молчаливое пастбище и прислушивался к отдалённым звукам жизни.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».