Сорок из Северного Далласа - [31]

— Да, боюсь, — сказала она. — Ты подумаешь, что это глупо. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Но с момента нашей первой встречи меня не оставляет странное предчувствие.

— С вечеринки у Энди?

— Нет-нет, гораздо раньше — более шести месяцев назад, здесь.

Я с трудом мог бы вспомнить и то, что было сегодня утром.

— Ты был с Жанет Саймоне, — продолжала она. — С вами был Чак Берри, а ты ходил на костылях.

Образ Жанет Саймоне возник в моём воображении с болезненной чёткостью.

— Она лесбиянка, — сказал я.

— Да, я знаю.

— Тогда почему же никто не сказал мне об этом? Я думал, что месячные у неё затянулись на полтора месяца.

Грохот, донёсшийся со стороны сцены, привлёк наше внимание. Алан Кларидж вскочил на сцену, опрокинув микрофон, и начал поспешно снимать с себя брюки.

Когда официанты побежали к извивающемуся на сцене Клариджу, Кроуфорд перехватил ближайшего и ударом в грудь сбил его с ног. Удар отбросил официанта на несколько метров. Упав, он прокатился по полу и застрял в ногах посетителей под одним из столов.

Остальные остановились, когда громадный Кроуфорд встал между ними и эксцентричным стриптизом на сцене.

К этому времени Кларидж снял брюки, трусы и пиджак, начал расстёгивать сорочку, свернул её в комок и бросил. Сорочка попала прямо в лицо Фрэн. Она даже не шелохнулась.

— Фрэн, чёрт побери, — вопил Кларидж. — Смотри на меня, несчастная проститутка! Ты видишь, какой у меня…

Он спрыгнул со сцены, схватил её за волосы. Вырываясь, Фрэн рухнула на пол.

Казалось, звуки пощёчин оживили застывших официантов, и они бросились на помощь девушке. Кроуфорд схватил первого из них и перебросил его через стол. Взметнувшиеся в воздух ноги официанта ударили в лицо женщину средних лет, сидевшую за соседним столом. Она бесчувственно соскользнула с кресла.

— Господи, — прошептала, поднимаясь, Шарлотта.

Я схватил её за руку и побежал к двери. Через мгновение мы сидели в моём автомобиле, мчавшемся на север по Гринвилл Авеню.

Наконец Шарлотта нарушила тишину.

— Я должна вернуться. Боб начнёт беспокоиться.

— Не тревожься. Приедет полиция, и ему будет не до тебя.

— Их арестуют?

— Вряд ли, — ответил я. — Если только твой друг не откроет пальбу, полицейские увезут их, чтобы успокоить остальных, и отпустят. Если, конечно, женщина не пострадала серьёзно. — Я видел, как она головой ударилась о пол.

— Тогда зачем мы убежали? — спросила она, повернувшись ко мне.

— Потому что я «нахожусь под влиянием наркотиков» и имею с собой пакет марихуаны, — ответил я. — Раздеться догола и избить женщину при свидетелях — одно дело. А за наркотики полагается от двух лет до пожизненного заключения. К тому же это был хороший повод, чтобы остаться с тобой наедине.

— А-а. — Она замолчала. Я чувствовал, что она обдумывает ситуацию. — Тогда мне нужно домой.

— А где дом?

— В Лакоте.

— В Лакоте? Но это восемьдесят километров отсюда!

— Тогда отвези меня назад в Рок-Сити.

Через двадцать минут мы ехали на юго-восток по направлению к Лакоте, маленькому техасскому городку, центру одноимённого графства.

— Значит, ты из Лакоты? — Я наклонился к ветровому стеклу, стараясь увидеть, откуда возникла яркая голубая вспышка, только что мелькнувшая перед машиной.

— Нет. Мой муж… Два года назад он был убит в Да Нанге, — ответила она на вопрос, который, как она догадалась, возник у меня.

— Сочувствую. — Это было всё, что мне пришло в голову.

— Не ври. И не старайся быть вежливым. — Она была права. Казалось, читала мои мысли. — Впрочем, быть вежливым не так уж плохо. Я благодарна тебе. Ему не нравилась война, но он не знал, как выйти из неё.

— А разве кто-нибудь знает? — Я ловко объехал огромного мохнатого зверя, расположившегося на середине шоссе. — Не имеет значения, выживешь ты или нет. Важна только победа. Знаешь, нужно решить, какой лягушкой в каком пруду тебе хочется стать. — Боже, что я говорю! Ну и кайф же я словил! Шарлотта посмотрела на меня с изумлением. — Не смотри на меня, — пожал я плечами. — Я просто болтаю. Произношу слова, не понимая, что они значат.

— И он решил уйти… Написал прошение об отставке. Пока оно рассматривалось, его убили.

— Грязная война. — Слова сами выскочили из моего рта. Я слишком набрался, чтобы рассуждать о вещах, которые она не хотела называть. Жизнь, смерть и политика были слишком сложны для моего мозга, одурманенного наркотиками.

— Слушай, ты напрасно расстраиваешься. — Она заметила моё смятение. — Я не в трауре по нему. Он был хорошим парнем, и мы могли быть счастливы. Но что случилось то случилось, и то, счастлива я или нет, зависит только от меня, а не от того, что случилось в десяти тысячах миль отсюда. — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — И я решила быть счастливой.

— Отлично. — Я улыбнулся в ответ. — Нужно уметь делать выбор в жизни. Я где-то слышал это. Или сам придумал. Теперь уж не помню.

Ряд почтовых ящиков, вытянувшихся вдоль обочины, превратился в банду мотоциклистов, гнавшихся за нами, а затем снова в почтовые ящики. Я сконцентрировал всё внимание на дороге. Чем быстрее мы ехали, тем лучше я себя чувствовал.

— Не понимаю, как тебе удалось прожить так долго. Будь добр, поезжай медленнее.