Сорочья усадьба - [80]

Роланд обычно работал молча, чтобы сосредоточиться, но мне больше нравилось, когда он разговаривал. Это отвлекало от боли, и я была рада, когда он заговорил:

— А знаешь, я хочу сказать тебе кое-что.

Делая вдох через нос, а выдох через рот, я ждала продолжения, пока боль не дошла до той точки, когда можно представить себе, что она превращается в легкое жжение и рассеивается.

Прибор выключился, он снова окунул иголку в тушь и вытер мне спину тряпкой.

— Я закрываю ателье. Переезжаю в Веллингтон.

Он продолжил работу, но я совсем забыла о правильном дыхании и вздрогнула, когда иголка вонзилась мне в спину.

— С чего это вдруг? — спросила я.

— Да с бизнесом здесь не очень-то. Место уже не то. Разве сама не заметила? Люди женятся, заводят детишек. Кафешки открываются, как грибы. Или как герпес, ты так не считаешь? Теперь тут не встретишь неудачников и двинутых.

— А что будет с этим домом?

— Извини, родная…

Он снова остановился и потрепал меня по плечу.

— …но тебе, вероятно, придется съехать.

Я молча кивнула, спрятав лицо в руки. Потом глубоко вздохнула.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— Все будет отлично, — ответила я.

Я думала про мою квартирку наверху, битком набитую бабочками-поденками. Нет худа без добра: сделаю отбор и повыбрасываю все лишнее. Упаковывать все и переезжать с такой прорвой немыслимо. А то, что Роланд сказал про порт, это правда. Плата за жилье страшно подскочила. Мне повезет, если я найду за старую цену комнату в доме, где живет полно народу.

— Все будет отлично, — повторила я.

Когда он закончил, я встала, и у меня закружилась голова. Роланд поддержал меня за руку и подвел к зеркалу, которое занимало всю стену. Вокруг висели фотографии его работ — покрасневшие и распухшие участки кожи со свежей наколкой, маслянистые от вазелина; здесь была и моя сорока, которая теперь словно приросла к моему запястью и стала частью моего тела.

— Готова? — спросил он.

Я кивнула, и он поднял за моей спиной второе зеркало, чтобы мне видна была его работа. Да, вот она, такой я себе ее и представляла, изгибающаяся вместе с изгибом спины, и кривой клюв захватывает лопатку. Осталось только окрасить изящные контуры сережек, и гуйя оживет и станет вечно распевать свои песенки у меня на спине.

Выражение признательности и благодарности

Я благодарна следующим людям: Джулии Де Вилле — за то, что для создания этой книги она позволила мне воспользоваться некоторыми сторонами своей жизни, а также за то, что поделилась со мной своим знанием о тонкостях таксидермии; Марку из Инк Грейв — за то, что он ответил на мои вопросы, касающиеся татуировки, и позволил понаблюдать за его работой; Джиллиану Арриги за информацию о цирковых представлениях в девятнадцатом веке; Гарету Кордери из Кентерберийского университета, который позволил мне присутствовать на его удивительных лекциях о романе девятнадцатого века и тем самым способствовал изменению хода данного романа; Новозеландскому писательскому сообществу и лично Лилиан Иде Смит Траст; Новозеландскому Союзу творческих работников[50] за его щедрый грант, и еще раз Кентерберийскому университету за предоставление мне в 2008 году творческой дачи в Центре имени Урсулы Бетель, в результате чего у меня появились свободное время, место и средства для работы; моим редакторам Гэрриет Аллан и Анне Роджерс, а также моему изумительному агенту Вивиен Грин; моим помощникам Кейт Дуигнан и Сьюзан Пирс за нелицеприятную критику и огромную любовь и поддержку; Ричарду Льюису, Полу Каннингэму и Хане Холборн, которые стали моими первыми и заслуживающими доверия читателями; Шарон Бланс и Бренс Когхилл; Брунетт Мафиа; руководству библиотек Крайстчерч-сити и хозяевам кафе «Под Красной Террасой» за то, что предоставили мне местечко подальше от дома; Росу Генри за его острый редакторский глаз, а также, как и Дэвиду Элуорти, за неутомимую помощь в домашних делах, позволившую мне заниматься писанием; Томасу Рутерфорду за его терпеливое участие и, самое главное, Питеру Рутерфорду, без него было бы невозможно написание этого романа, который я ему и посвящаю.