Сорочьи сказки - [2]
— Нет страшнее рыжего кота, — сказал кривой воробей, которого царапнул раз кот в прошлом году лапой.
— Мальчишки много хуже, — ответила воробьиха, — постоянно яйца воруют.
— Я уж на них жаловалась, — пискнула другая, — быку Семену, обещался пободать.
— Что мальчишки, — крикнул худой воробей, — от них улетишь, а вот коршуну только попадись на язык, беда как его боюсь! — и принялся воробей чистить нос о сучок.
— А я никого не боюсь, — вдруг чирикнул совсем еще молодой воробьеныш, — ни кота, ни мальчишек. И коршуна не боюсь, я сам всех съем.
И пока он так говорил, большая птица низко пролетела над кустом и громко вскрикнула.
Воробьи, как горох, попадали, и кто улетел, а кто притулился, храбрый же воробьеныш, опустив крылья, побежал по траве. Большая птица щелкнула клювом и упала на воробьеныша, а он, вывернувшись, без памяти, нырнул в хомячью нору.
В конце норы, в пещерке, спал, свернувшись, старый пестрый хомяк. Под носом лежала у него кучка наворованного зерна и мышиные лапки, а позади висела зимняя, теплая шуба.
«Попался, — подумал воробьеныш, — я погиб…»
И зная, что если не он, так его съедят, распушился и, подскочив, клюнул хомяка в нос.
— Что это щекочет? — сказал хомяк, приоткрыв один глаз, и зевнул. — А, это ты. Голодно, видно, тебе, малый, на — поклюй зернышек.
Воробьенышу стало очень стыдно, он скосил черные свои глаза и принялся жаловаться, что хочет его пожрать черный коршун.
— Гм, — сказал хомяк, — ах он, разбойник! Ну, да идем, он мне кум, вместе мышей ловить, — и полез вперед из норы, а воробьеныш, маленький и несчастный, и не надо бы ему было совсем храбриться.
— Иди-ка сюда, иди, — строго сказал хомяк, вылезая на волю.
Высунул воробьеныш вертлявую головку из норы и обмер: перед ним на двух лапах сидела черная птица, открыв рот. Воробьеныш зажмурился и упал, думая, что он уже проглочен. А черная птица весело каркнула, и все воробьи кругом нее попадали на спины от смеха — то был не коршун, а старая тетка ворона…
— Что, похвальбишка, — сказал хомяк воробьенышу, — надо бы тебя посечь, ну да ладно, поди принеси шубу да зерен побольше.
Надел хомяк шубу, сел и принялся песенки насвистывать, а воробьи да вороны плясали перед норой на полянке.
А воробьеныш ушел от них в густую траву и со стыда да досады грыз когти, по дурной привычке.
Мышка
По чистому снегу бежит мышка, за мышкой дорожка, где в снегу лапки ступали.
Мышка ничего не думает, потому что в голове у нее мозгу — меньше горошины.
Увидала мышка на снегу сосновую шишку, ухватила зубом, скребет и все черным глазом поглядывает — нет ли хоря.
А злой хорь по мышиным следам ползет, красным хвостом снег метет.
Рот разинул — вот-вот на мышь кинется…
Вдруг мышка царапнула нос о шишку, да с перепугу — нырь в снег, только хвостом вильнула. И нет ее.
Хорь даже зубами скрипнул — вот досада. И побрел, побрел хорь по белому снегу. Злющий, голодный — лучше не попадайся.
А мышка так ничего и не подумала об этом случае, потому что в голове мышиной мозгу меньше горошины. Так-то.
Картина
Захотела свинья ландшафт писать. Подошла к забору, в грязи обвалялась, потерлась потом грязным боком о забор — картина и готова.
Свинья отошла, прищурилась и хрюкнула.
Тут скворец подскочил, попрыгал, попикал и говорит:
— Плохо, скучно!
— Как? — сказала свинья и насупилась — прогнала скворца.
Пришли индюшки, шейками покивали, сказали:
— Так мило, так мило!
А индюк шаркнул крыльями, надулся, даже покраснел и гаркнул:
— Какое великое произведение!..
Прибежал тощий пес, обнюхал картину, сказал:
— Недурно, с чувством, продолжайте, — и поднял заднюю ногу.
Но свинья даже и глядеть на него не захотела.
Лежала свинья на боку, слушала похвалы и похрюкивала.
В это время пришел маляр, пхнул ногой свинью и стал забор красной краской мазать.
Завизжала свинья, на скотный двор побежала:
— Пропала моя картина, замазал ее маляр краской… Я не переживу горя!..
— Варвары… варвары… — закурлыкал голубь.
Все на скотном дворе охали, ахали, утешали свинью, а старый бык сказал:
— Врет она… переживет.
Лиса
Под осиной спала лиса и видела воровские сны.
Спит лиса, не спит ли — все равно нет от нее житья зверям.
И ополчились на лису — еж, дятел да ворона.
Дятел и ворона вперед полетели, а еж следом покатился. Дятел да ворона сели на осину…
— Тук… тук… тук… — застучал дятел клювом по коре. И лиса увидела сон — будто страшный мужик топором машет, к ней подбирается.
Еж к осине подбегает, и кричит ему ворона:
— Карр еж!.. Карр еж!..
«Кур ешь, — думает лиса, — догадался проклятый мужик». А за ежом ежиха да ежата катятся, пыхтят, переваливаются..
— Карр ежи! — заорала ворона.
«Караул, вяжи!» — подумала лиса, да как спросонок вскочит, а ежи ее иголками в нос…
— Отрубили мой нос, смерть пришла, — ахнула лиса и — бежать.
Прыгнул на нее дятел и давай долбить лисе голову.
А ворона вдогонку: «Карр».
С тех пор лиса больше в лес не ходила, не воровала. Выжили душегуба.
Рачья свадьба
Грачонок сидит на ветке у пруда. По воде плывет сухой листок, в нем — улитка.
— Куда ты, тетенька, плывешь? — кричит ей грачонок.
— На тот берег, милый, к раку на свадьбу.
— Ну, ладно, плыви.
Бежит по воде паучок на длинных ножках, станет, огребнется и дальше пролетит.
