Соперники - [34]

До сих пор она видела его только в вечерних костюмах. Сейчас он впервые предстал перед ней в спортивной одежде: рубашка с расстегнутым воротничком, из-под которого выбивались черные волоски, и хлопчатобумажные брюки, плотно облегающие изящные мускулистые бедра. Через плечо была перекинута синяя, под цвет глаз, ветровка, висевшая на пальце.

Он производил впечатление не столько лощеной элегантности, сколько грубоватой мужественности.

– Я не рано? – Его губы сложились в теперь уже знакомую улыбку, в то время как глаза медленно ее оглядывали. – Вы выглядите отдохнувшей и посвежевшей.

– Так и есть.

Хотя на самом деле она так и не поняла, спала ли вообще. Впрочем, это не имело значения, так как она проснулась с ощущением, будто ей принадлежит весь мир.

– Я только накину жакет, и можем ехать.

В гостиной она взяла уже приготовленный жакет в тон длинной твидовой темно-бежевой юбке. Флейм уже направлялась в прихожую, когда зазвонил телефон. Скорее всего это был Эллери, желавший полюбопытствовать, как прошел вечер. Решив, что поговорит с ним позже, Флейм, не обращая внимания на звонки, быстро вернулась в прихожую.

Тома в кожаных переплетах заполняли книжные шкафы Морганс-Уока, усиливая своей тяжеловесностью мрачный колорит комнаты. Хэтти Морган, восседавшая за викторианским столом-тумбой красного дерева – ни дать ни взять музейный экспонат, – слушала раздававшиеся в трубке гудки, постукивая пальцем по кожаному подлокотнику кресла.

– Где эта противная девчонка? – Она сердито бросила трубку, прервав противное гудение в ухе.

Повернувшись, она бросила недовольный взгляд на портрет Келла Моргана, висевший над каминной полочкой. От въевшейся с годами пыли ярко-медный оттенок его волос потускнел, но Хэтти помнила их настоящий цвет – сколько раз она сожалела, что не унаследовала его.

Он достался этой девчонке, Маргарет.

– Надо было позвонить раньше. Не следовало ждать. – Она потянулась к золотому набалдашнику своей трости, прислоненной к столу рядом с ней. Ухватив его шишковатыми пальцами, она с силой ударила тростью о деревянный пол, давая выход обиде и ярости. – Как он умудрился так быстро ее отыскать?.. Но она его раскусит. Обязательно раскусит!

Хэтти еще раз хватила тростью об пол, и громкий звук усилил головную боль. От нее хорошо помогало лекарство, которое прописал доктор Гиббс, но Хэтти не любила его принимать. Снадобье вызывало отупение, с чем она не желала мириться, особенно сейчас, когда ей надо было подумать.

Раскинувшийся на берегу Тихого океана под пышными монтерейскими соснами Кармел Приморский издавна был любимым прибежищем писателей и художников, которых влекла его деревенская простота в сочетании с буйной природой. Бредя по запруженному туристами тротуару мимо многочисленных, ломящихся от всевозможных товаров магазинов, Флейм пришла к выводу, что подлинное очарование Кармела заключается в его эксцентричности.

Этот городок прихлопнул ладонью рекламные щиты, неоновые огни и большие торговые вывески, повернулся спиной к таким привычным удобствам, как тротуары и отделяющие их от мостовых бордюры, и, наконец, надменно пренебрег даже недостатком светофоров и знаков дорожного движения.

Однако, взглянув на витрину продуктового магазина для гурманов, Флейм поняла, что около ста пятидесяти городских магазинов гостеприимно распахивают двери не столько для местного населения, сколько для туристов, которые и являются основными покупателями. К тому же треть лавочек – это своеобразные галереи, выставляющие на продажу работы местных художников.

Кармел не был чужд прогресса, если таковой не шел ему в ущерб. Может быть, именно это нравилось Флейм больше всего, а отнюдь не внешнее очарование или живописное расположение.

– Осторожно. – Небрежно обвивавшая ее плечи рука Ченса напряглась.

В следующее мгновение он притянул ее к себе, освободив дорогу девятилетнему велосипедисту. Флейм заметила мальчика только тогда, когда тот промчался мимо, и одновременно обнаружила – надо сказать, к своему большому удовольствию, – что Ченс крепко прижимает ее к себе.

Подняв глаза, она увидела его улыбку, такую же томную и нежную, как и его взгляд.

– Нет ничего опаснее девятилетнего лихача.

– Я впервые слышу об этом, – сказала она, отчетливо осознавая, что участившееся биение ее пульса не имеет никакого отношения к только что миновавшей опасности. – По-моему, есть вещи куда опаснее, я могла бы привести пару примеров.

– Правда? – Его взгляд скользнул на ее губы, где и остановился. – А я могу привести только один пример. Надо будет сравнить наши наблюдения и посмотреть, сходятся они или нет.

– А если разнятся, то в чем, – подхватила она, непроизвольно глядя на его рот.

Он уже не так крепко держал ее за плечи, и у Флейм больше не было повода прижимать ладонь к его твердому, как камень, животу. Она неохотно опустила руку, и они продолжили прогулку по оживленной улице. Флейм по-прежнему ощущала приятную тяжесть его руки у себя на плечах.

– Проголодались?

Она чуть не рассмеялась. Его прикосновение, близость, тепло его тела вызывали в ней не просто чувство голода, а прямо-таки волчий аппетит. Но не могла же она ему это сказать.