Соперницы - [64]

Родился Кафу в Токио. Название Токио появилось на картах лишь в 1868 году, а прежде город назывался Эдо и был резиденцией феодальных военных правителей династии Токугава. В 1868 году в стране произошло не просто переименование главного города, а социальный переворот, революция Мэйдзи. Во главе государства встал юный император Мицухито, и годы его царствования, известные как «эпоха Мэйдзи» (1868–1912), стали переломным этапом в японской истории. К власти пришли новые люди, Япония вступила на путь модернизации экономики и промышленности, стремительно начал меняться быт.

Нагаи Кафу всю жизнь оплакивал конец старого Эдо, и прежде всего той культуры, которую создали купцы и ремесленники, проживавшие на берегах реки Сумиды к востоку от сёгунского замка. Между тем семья Кафу не была глубоко укоренена в городе, который он так любил. Лишь в 1877 году, через десять лет после революции Мэйдзи, отец Кафу купил землю в Коисикава, на северо-западной окраине Токио. Прежде там располагались большие самурайские усадьбы, например поместье князей Мито, чей клан был связан узами родства с сёгунами Токугава. Поскольку усадьбы самураев после революции приходили в запустение, семья приобрела сразу три соседствующих участка, на которых и был построен новый дом и разбит просторный сад.

Кафу всегда завидовал своему младшему коллеге по перу писателю Танидзаки Дзюнъитиро, истинному «сыну Эдо», происходившему из старой эдоской купеческой семьи. Родители самого Нагаи Кафу приехали в Токио из провинции Овари (ныне окрестности города Нагоя). Отец Кафу, Нагаи Кюитиро, принадлежал к самурайскому роду, служившему еще самому первому из сегунов Токугава. Мать писателя была дочерью известного конфуцианского ученого Васидзу Кидо, занявшего при новом правительстве важный пост в Верховном суде. Васидзу Кидо был к тому же наставником отца Кафу в конфуцианских науках и стихосложении на китайском языке. В семье крепки были старые конфуцианские традиции, и в то же время культивировалась восприимчивость к веяниям новой эпохи, эпохи знакомства с западной цивилизацией, от которой Япония более двух веков была изолирована.

В зрелые годы Нагаи Кафу, который в детстве немало времени проводил у бабушки, описывал её дом в токийском районе Ситая как очень странное место, где «меч соседствовал с крестом». Супруга самурая и ученого-конфуцианца, бабушка хранила в доме не только старые свитки и картины, но и старинное фамильное оружие. Мальчика пугали выставленные в парадных нишах комнат воинские доспехи, казавшиеся ему живыми существами. Но не меньше пугали ребенка и люди, навещавшие порой бабушкин дом: высокорослые европейские леди из церковной общины или миссионер из Берлина профессор Шпинель. Бабушка в 1786 году приняла христианство, а двумя годами позже крестилась и мать Кафу. Младшие братья Кафу также были крещены, а один из них впоследствии стал священником. Однако сам Нагаи Кафу не был религиозен. Ведь в конце XIX века принятие христианства было для многих в Японии скорее приобщением к европейской культуре и образованию, чем духовным откровением.

Отец Кафу был типичным бюрократом новой Японии, всю свою жизнь он успешно продвигался по карьерной лестнице, занимая важные посты в правительстве, а затем в финансируемых правительством больших частных компаниях. Закончив основанную еще сёгунскими властями школу для чиновников, которая как раз в тот период реорганизовалась в Императорский Токийский университет, он был послан на стажировку в Принстон. В последние десятилетия XIX века многие и многие японские юноши отправились за знаниями в Европу и в Америку, с тем чтобы встать в первых рядах реформаторов страны. Нагаи Кюитиро был одним из них.

Вернувшись, он получил назначение сначала в Министерство внутренних дел, а затем в Министерство просвещения, где занимался главным образом финансами. Впоследствии отец Кафу служил в правлении компании «Морские почтовые перевозки» («Нихон Юсэн»). На своего старшего сына он возлагал большие надежды и, конечно, вовсе не мечтал видеть его беллетристом, а связывал его будущее с занятиями почтенными — государственной службой или коммерцией. Однако Кафу с детства не проявил успехов в школе, не сумел поступить в университет и никогда не дорожил теми многообещающими служебными местами, которые отец для него подыскивал. Развелся он и с женой, которую сосватал отец. Более того, когда отец скоропостижно скончался, Кафу с любовницей-гейшей (позже его второй женой) был на горном курорте, и непочтительного сына попросту не смогли отыскать.

Хотя Нагаи Кафу обманул ожидания отца, все же полученное им образование было для своего времени и основательным, и разносторонним. Не говоря уже о семейном воспитании, включавшем как навыки сложения стихов на китайском языке, так и хорошие манеры (умение носить европейскую одежду, вести себя за европейским столом), Нагаи Кафу даже посещал один из первых в Японии детских садов, который существовал при Высшей женской школе (также первой в Японии и позже превратившейся в Женский университет Отя-номидзу).

Когда Кафу поступил в начальную школу, он помимо школьных уроков занимался с наставником изучением классических конфуцианских книг, как это веками было принято в старой Японии. Кроме того, конфуцианская традиция требовала от образованного человека с хорошим вкусом навыков в поэзии и живописи — и Кафу посещал известных учителей как по стихосложению, так и по рисованию. Наброски и карикатуры Нагаи Кафу, сохранившиеся в его наследии, могут служить комментарием к литературному творчеству.