Соперницы - [23]

Когда она выскользнула наконец из дальней гостиной, то с еще большим интересом, чем прежде, оглядела окрестности и степенной походкой направилась к телефону в конторке, чтобы вызвать рикшу. Ханаскэ все еще была там и неспешно покуривала трубку — видимо, время её визита еще не истекло. Она тоже, наверное, ожидала коляску. Взглянув ей в лицо, Комаё вдруг ощутила такую досаду и боль, что, не будь они в конторке чайного дома, она бы набросилась на Ханаскэ и расцарапала ей все лицо. Но та сделала вид, будто ни о чем не подозревает, и спокойно заметила:

— Только что заходила наша распорядительница О-Сада, тебя искала. Сказала, что еще позвонит.

— Вот как?

Комаё все же сперва попросила вызвать ей рикшу, а потом стала звонить хакоя. Оказалось, что незадолго до этого в чайный дом «Хамадзаки» явился господин Ёсиока и ей велели сразу же отправляться к нему. Ну почему сегодня вечером ей все время не везет? — думала Комаё. Если бы знать! Лучше бы она рассталась с Сэгавой вчера вечером. Но теперь уже ничего нельзя было изменить… Будь это встреча с кем-нибудь другим, Комаё могла бы и отказаться, но тут речь шла о Ёсиоке, который считался её патроном. Тем более что сегодня он пришел впервые после их поспешного отъезда с виллы «Три весны», — ей никак нельзя было не пойти. Братец наверняка уже заждался и сердится… Уж не позвал ли он со злости какую-нибудь другую гейшу? Одна лишь мысль об этом причиняла ей несказанную боль, но, затаив в душе горькие думы, о которых посторонним знать не полагалось, Комаё немедленно отправилась в чайный дом «Хамадзаки».

Был уже десятый час вечера. Зная, что Ёсиока всегда в одиннадцать возвращается на машине домой, служанка сразу проводила Комаё все в ту же дальнюю гостиную на первом этаже. Едва лишь тело Комаё получило передышку и она почувствовала себя в безопасности, как только что затянутый пояс предстояло развязывать вновь — какая мука! Стоило ей заметить приготовленную постель, и у неё невольно вырвался вздох. Ведь начиная с позапрошлой ночи они с Сэгавой и вчера, и сегодня, и даже днем непрестанно предавались ласкам, а потом её безжизненное, словно клочок ваты, тело вдруг против её воли оказалось в грубых руках гостя из чайного дома «Тайгэцу», сущего дьявола. Это был такой ужас, что Комаё даже опасалась, не поранил ли он её, и только в коляске рикши у неё наконец-то выпала минутка, чтобы отдышаться. А теперь, хотя она все еще не может унять сердцебиение, нужно идти в гостиную и прислуживать патрону, с которым её издавна связывают близкие отношения. С ним она и в обычное время частенько была чересчур уступчива и даже терпела придирки, когда они были наедине, — что же будет сегодня, когда она так измотана? В отличие от предыдущего свидания в чайном доме «Тайгэцу», здесь ей все было хорошо известно заранее, и она уже теперь негодовала на то, что, пока не пробьет одиннадцать, её полтора часа будут изводить на все лады и даже трубку выкурить ей будет некогда. Ну можно ли примириться с тем, что все и всегда идет так, как надо мужчинам!

С точки зрения её патрона, у неё, гейши, с самого начала был один лишь мужчина — он сам. А ведь Ёсиока приходит не каждый вечер, вот и вообразил, что без него она тоскует, томится ожиданием… Он и ведет себя соответственно, доставляя ей этим массу неудобств. Все потому, что она гейша… — безутешно думала Комаё, — он требует от неё слишком многого… Ведь её ремесло — это и её живая плоть, а теперь все так запуталось! По правде говоря, отныне ей пойдет во вред то, что она бесстыдно изображала, будто бы у них любовь — водой не разольешь. Не может же она внезапно перемениться, и оттого только, что у неё теперь есть Сэгава! А уж с Ёсиокой случай особый, ведь он с недавних пор стал придирчив и замечает каждую мелочь, каждое движение. Если гейша не изображает, что увлечена больше гостя, это сразу кажется странным и, конечно же, вызывает подозрения. Сегодня, когда они впервые встречаются после возвращения с виллы «Три весны» и когда не закончен разговор о том, чтобы она перешла к нему на содержание, она должна постараться вдвойне и продемонстрировать чистоту своих помыслов, так сказать, до самого дна. Чем больше она об этом размышляла, тем больше терзалась и впадала в отчаяние. Ей уже хотелось сложить руки перед грудью и откровенно взмолиться: «Пожалуйста, только не сегодня…»

Однако Ёсиока, который ни о чем таком даже не догадывался, был, по обыкновению, спокоен, несуетлив и уверен в себе, ведь он обладал многолетним опытом сердцееда, известного всем без исключения гейшам от шестнадцати до сорока лет. Однако же после того, как он за двенадцать минут употребил все свои отточенные навыки и искусные приемы, но так и не увидел моментального эффекта, Ёсиока решил все равно не отступаться во что бы то ни стало, дабы не уронить своей репутации. Когда в одиннадцать часов Комаё наконец-то вырвалась из его рук, она едва дышала и не имела сил ни говорить, ни стоять на ногах.

Ёсиока, судя по всему, был этим совершенно удовлетворен и чувствовал себя как нельзя бодро, он поторопил шофера, и вскоре его автомобиль выехал из ворот чайного дома «Хамадзаки» и растворился во тьме.