Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины. Роман-диалог - [97]

Первого ноября 1910 года, т. е. три дня спустя после отъезда моего отца из Ясной Поляны, когда моя мать была в отчаянии и отказалась от пищи, доктор психиатр Растегаев дал такой отзыв: «По просьбе Татьяны Львовны считаю своим долгом высказать, что вообще неустойчивая нервно-психическая организация Софьи Андреевны, благодаря возрасту (66 лет) и последним событиям, представляет ряд болезненных явлений, которые требуют продолжительного и серьезного лечения… Каких-либо психопатологических черт, указывающих на наличность душевного заболевания, ни из наблюдений, ни из бесед с С. А. я не заметил».

В. Спиридонов в примечаниях к «Автобиографии С. А. Толстой» («Начала», 1921, № 1) справедливо говорит, что С. А. паранойей не страдала, что врачи (т. е. Россолимо) «ошибались в своем диагнозе, так как паранойя — неизлечимая болезнь и сравнительно скоро переходит из подготовительной стадии во вторую, бредовую стадию, характеризующуюся разными проявлениями помешательства, чем С. А. не страдала. Напротив, ее душевное и физическое состояние значительно улучшилось в годы после смерти Л. Н. Но несомненно верен диагноз врачей относительно первой болезни — истерии».

Доктор Д. П. Маковицкий, постоянно живший в Ясной Поляне, также находил, что моя мать страдала расстройством нервов, а не душевной болезнью. То же подтвердят многие, знавшие ее. Вероятно, доктор Россолимо был введен в заблуждение потому, что видел ее только один раз во время обострения болезни.

То есть главная проблема была не психопатического свойства, а нервного. Вспомните, в нашем диалоге «Пожизненный декрет» я всячески пыталась обратить ваше внимание на то, что тогда происходило с Софьей Андреевной. Я стояла с мигалкой: «Внимание-внимание! Требуется срочная помощь!» Потому что уже в то время активного материнства и нарастания бытовых проблем было видно, что нервная система Софьи Андреевны не справляется, идет накопление хронического стресса, который потом ой как аукнется ее мужу. Тогда и Захарьин диагностировал нервное истощение Софьи Андреевны. Почему об этом никто в семье не подумал? Почему ее муж не об этом подумал, а о том, как поехать к старцу Амвросию за советом? Почему он не в Ниццу ее повез, не на итальянские «термы», а таскал ее с обозом маленьких детей в самарские степи, где зной, мухи и антисанитария? Понятное дело, он там лечился от несуществующей чахотки, и ему там нравилось, потому что там «степь пахнет Геродотом». Он пил кумыс, ел вареную баранину и охотился на дроф. А она? Подозреваю, что она там занималась детскими поносами.

В 1910 году Толстой получил от жены активизацию всех загнанных вглубь ее проблем, копившихся более сорока лет. Он это понял? Пытался понять?

Есть еще важный момент, который я хочу обсудить с вами. Вот история борьбы за наследство Толстого. То есть все дело в том, что в руках Льва Николаевича, пока он жив, находится интеллектуальный капитал, преобразуемый в денежный, которым он может распорядиться и кому-то завещать. Но почему мы принимаем за истину абсолютное право Толстого на его сочинения? Почему именно он один распоряжается «капиталом»? Мы все время говорим, что Лев Толстой написал то-то и то-то, что право собственности на все сочинения в его руках. Но какая доля труда, допустим, в процентах, была вложена во все это его женой? Хорошо, технически Софья Андреевна не прикладывала руку к его религиозным сочинениям. Но сколько с ее стороны было забот о его здоровье, комфорте, чтобы все это было написано?

Никто не учитывает в процентах вклад женщины в работу мужа. А это ведь тоже труд. Как он оплачивается? Какую долю «накоплений» он составляет? Нам кажется очевидной монополия Толстого, потому что мы видим только результат труда. А всю «кухню» не видим. Но если реконструировать процесс создания любого произведения Толстого — сколько там элементов зависит от Софьи Андреевны?

И вот ее нагло, почти на ее глазах, лишают права на ее труд! И после этого мы пытаемся выяснить: сошла она с ума на самом деле или симулировала сумасшествие! Какая разница?

Что вы об этом думаете?

Все сложное просто

П.Б./ Во-первых, Катя, вы молодец, что привели диагнозы других психиатров по поводу состояния Софьи Андреевны. Я тоже считаю, хотя я полный дилетант в этом вопросе, что это не было «паранойей». Это было душевное заболевание, несомненно. Это видно даже по поздним фотографиям Софьи Андреевны. Но это было связано с расстройством нервов, а не мозга. Убедительным доказательством тому является то, что после смерти мужа Софья Андреевна успокоилась. Это кажется странным, но это не странно. Исчез раздражающий нервы фактор. Не муж, нет. Проблема с завещанием. Все стало понятно, и она не сразу, но смирилась со своим положением и сосредоточилась на создании музея в Ясной Поляне.

Мне кажется, мы иногда создаем сложные проблемы на пустом месте. Например, почему Толстой так радикально решил этот вопрос: совсем отставил жену от прав на свое литературное наследие, включая и произведения, написанные до 1881 года? Почему так жестко? Я думаю, тут был и чисто семейный момент. Толстой не хотел, чтобы не Софья Андреевна, а его сыновья наживались на его литературном наследстве. Он и так дал им немало по разделу имущества в 1892 году. Но какое у них право получать деньги от его творчества, особенно «религиозного» периода? Ведь они никогда ничем ему не помогали. Кроме Сергея, который принимал непосредственное участие в переселении «духоборов». Но Сергей как раз меньше всех претендовал на литературное наследство отца. А вот явление в его кабинет Андрея — это, конечно, было нечто! «Папа́, ты написал завещание?» Спрашивать это у живого отца?! Нельзя так поступать со старым отцом!